Алекс Шталь - Ваше дело

– Да, одну минуту, – сказал я, отдавая трубку Андрею и освобождая ему место в кресле, чтобы он не тянулся через весь стол.

Беря из моей руки трубку и одновременно «плюхаясь» в кресло, Андрей начал говорить, даже не успев поднести трубку к уху.

– Мила, Солнце… – задыхаясь от волнения, начал он.

В трубке послышался не то смех, не то плач, прерываемый скороговоркой и, обняв трубку обеими руками, Андрей, закрыв глаза, «отключился» от этого мира.

Я же пошёл на кухню. Всё равно мне всё будет слышно. По крайней мере, из слов Андрея, я вполне смогу представить почти полную картину его разговора с сестрой. Так чего, – думал я, – стоять над душой у человека, который так ревностно оберегал тайну своей жизни, что даже пошёл на убийство.

Я налил себе немного вина. Достал из холодильника тарелки с нарезкой, которую вредно оставлять на столе. И только уже хотел «принять лекарство», как до моего слуха донёсся сильно изменившийся голос Андрея. Казалось – он говорит сквозь слёзы:

– Они собирались шантажировать нас! Хотели склонить тебя… Ну, чтобы ты с ними спала! Сказали, что иначе всё расскажут. Они называли это – делиться…

Потом он какое-то время молчал, и я слышал, не разбирая слов, как Люда, что-то говорит ему. Интонации в её голосе показались мне интонациями человека, пытающегося в чём-то убедить своего собеседника.

Я выпил. Подошёл к окну и, отодвинув занавеску, столкнулся с осунувшимся лицом состарившегося вдруг человека. За моим отражением царила ночь.

Несколько раз Андрей повторил «может быть» и «наверное». Потом голос девушки в трубке стих, и Андрей каким-то снова сильно изменившимся голосом без тени уверенности сказал:

– Человек, у которого я сейчас нахожусь, всё тебе расскажет. Мила, я не хочу, чтобы меня каким-нибудь образом сейчас вычислили. Помни, я очень тебя люблю… Ты единственное, что у меня было… Прости… Я думаю, что не надо больше сюда звонить. Ты потом всё узнаешь. Никому ничего не говори! Обнимаю тебя….

Наступила такая тишина, что даже исчезло куда-то тиканье часов.

Я сидел на кухне, обхватив голову руками, и боялся издать хоть звук. «Если я сейчас попытаюсь что-то сказать, – думал я, – то, скорее всего – заплачу».

Из комнаты тоже не было слышно ни звука.

Столько времени я терялся в догадках относительно того инцидента, который толкнул парня на убийство, а всё оказалось такой банальной грязью!

Ублюдки! Жалкие навозные жуки! Как хорошо, что он их убил. Как плохо, что такие ещё есть. Они, как сказал Андрей, – повсюду…

Я открыл глаза и увидел на полу капли. Господи, да ведь я раскисаю! Ни в коем случае нельзя мне сейчас расслабляться! Только бы Андрей не заметил!

Я взял со стола бумажную салфетку и, вытерев глаза, убрал с пола следы своей душевной слабости.

Чтобы как-то отвлечься, я налил себе ещё вина, и залпом выпив почти полный стакан, решил быть с этой жидкостью поосторожней. Посмотрев на бутылку, я понял, что недельную норму своих «ферментов» я уже принял.

В кухню тихо вошёл Андрей. На его посеревшем лице были видны следы всей той драмы, которая происходила в душе, но голос его был голосом успокоившегося и всё для себя решившего человека.

– В котором часу обычно приезжает ваша жена?

– Обычно, с одиннадцати до двенадцати, – сказал я, удивившись тому, что справился с собой, со своими эмоциями.

Андрей сел напротив меня и тем же голосом, что я уже только что слышал, сказал:

– Люда говорит, что они блефовали. Что таким людям просто нравится держать человека, выбранного на роль жертвы, в страхе.

Она говорит, что они питаются этим страхом, и не в их интересах прекращать, как она сказала – «доить» донора. Говорила, что обычно дальше слов, в смысле – угроз, они не идут. Просто, они не на того нарвались. Они меряют людей по своим меркам и иногда, к своему удивлению, сталкиваются с нестандартной реакцией.

Он посмотрел на меня и, явно ожидая поддержки, спросил:

– Как вы думаете, она права?

– Она права в своих характеристиках, – уклончиво ответил я.

– То есть, если бы я их не убил, они ничего не стали бы предпринимать относительно Люды?

– Андрей, у меня почему-то такая уверенность, что твоя сестра просто послала бы этих гадов – куда подальше. Конечно, они могли бы на этом и не успокоится, но…

– Я знаю. Люда, она такая. Но, выходит, что могло бы быть всё по-другому?

– Ты сделал то, что сделал. Теперь не только вам с Людой, а вообще – никому никогда от них не придётся терпеть то, что перенёс ты. И если тебе не придёт в голову считать себя этаким, прости меня… санитаром, то ты можешь спокойно жить дальше. Не забывай, что сестра любит тебя! Сейчас главное это, а не самокопание, в которое ты, похоже, погружаешься.