Алекс Шталь - Ваше дело

Наспех, да спьяну переженившись, они получили комнаты в общежитиях, которые, по сути, были рабочими бараками, тянувшимися вдоль заборов предприятий, где и работали эти лимитчики, прилагавшие все усилия, чтобы стать москвичами.

Сашка, мой приятель, был вторым ребёнком в семье «барачников», «настрогавших», – как говорил мой отец, – ещё одного мальца, которого не хватало для получения трёхкомнатной квартиры.

В конце концов, переговорив с его родителями, мои папа и мама всё же решили отпустить меня, купившись на здоровый воздух и натуральное питание. Здоровьем-то я похвастаться не мог! А тут предлагалось совершенно бесплатно «откормить мужика», – как говорила Сашкина мать, да и моим родителям давно хотелось разнообразить мой летний отдых, а тут подвернулась альтернатива пионерскому лагерю.

И мы с Сашкой стали собираться в деревню.

Многочасовая поездка в электричке, необычные попутчики из числа деревенских, пейзажи, сменявшиеся как кадры в фильме, – всё это было только первыми впечатлениями городского мальчишки, решившегося на такое путешествие без родителей, хотя и в сопровождении Сашкиного отца.

Дядя Коля был молчаливым, строгим мужиком. По сравнению с моим отцом, пускавшимся в длинные, путаные рассуждения, отец Саньки, изрекал короткие, но сразу всем понятные афоризмы, даже не догадываясь о существовании такого слова, как «афоризм».

Я знал, что не со всяким вопросом можно к нему обратиться. Всё же сильно сказывалась его провинциальная ограниченность, когда речь заходила о «высоких материях». Как он сам о себе в таких случаях говорил: «Не хватает мне этой вашей «нтелигентности», – с большим трудом, неправильно произнося слово «интеллигентность».

Дядя Коля не был запойным алкашом, но «по случаю» надирался, как положено. Привезя нас с Санькой в деревню, он отметил это дело со всеми обязательными для полноценной пьянки подробностями. Я и сейчас хорошо помню, как он, отчитываясь за «вчерашнее», объяснял своей матери, Сашкиной бабушке, что «Натолкал в торец Жорке за то, что тот клеился к его Анютке ещё в школе. А потом этот Жорка, вместо того, чтобы пойти на фронт, как всякий нормальный мужик, прикинулся больным и совратил невинную деваху». Бабушка ругала дядю Колю, называла его злопамятным, но он всё равно стоял на своём: «Если бы этот симулянт на Анютке не женился бы, я бы его прибил давно», – напугав мать, закончил он.

Этот эпизод, хоть и запомнился мне на всю жизнь, но не произвёл на меня такого сильного впечатления, как всё остальное, что с нами происходило в то лето.

Отец Сашки уехал вечером в воскресенье в Москву, ему надо было утром на работу. Прощаясь с нами на мотовозной станции, он вдруг, положив руку мне на плечо, сказал:

– Ты, Мишка, присматривайся тут ко всему. Люди тут неплохие, хотя, конечно, – тёмные, деревенские, но самым неожиданным образом могут научить тебя жизни. Так всегда бывает с вашим братом, с городскими, то есть. Я-то знаю.

Он уехал, и мне ещё несколько дней казалось, что вот сейчас произойдёт что-то, что научит меня жизни. Что вдруг стану я сразу всё понимать, и все будут ходить ко мне за советами.

Но ничего особенного не происходило, и я быстро переключился из режима ожидания в режим летних каникул.

Нам с Санькой разрешалось делать всё! Мы могли полдня проваляться на крыше, загорая и одновременно наблюдая за скольжением ласточек по голубой глади неба. Могли, прихватив удочки и банки с червями, пропадать часами на речке.

Сашкина бабушка откармливала нас парным молоком, свежеиспечённым хлебом домашнего производства и супами, в которых, как она говорила – черпак стоймя стоит. Огромные куски тушёной парной телятины поедались мной совершенно запросто! Разве мог я, вскормленный тряпкоподобной, размороженной – магазинной – говядиной, подумать, что мясо может быть вполне съедобным и удивительно вкусным! В дополнение к тому, чем нас потчевала бабуля, мы постоянно грызли морковь, только что выдернутую из грядки, ели лук с ароматным чёрным хлебом и запивали всё это чистейшей колодезной водой. Мы набирали вес и приобретали здоровую розовощёкость, которая потом сошла за две недели пребывания в загазованной Москве.

Новая обстановка, новые знакомые, здоровый воздух и откровенное безделье, к моему удивлению, открыли во мне способности совершенно по-новому всё воспринимать, думать и, самое главное, – анализировать всё то, на что раньше я даже не обращал внимание.