Марианна Гончарова - Землетрясение в отдельно взятом дворе (сборник)

Ну признались они — Витя и Зина — друг другу в вечной любви. И снесла Зина сколько-то там яиц. Сколько-сколько… А кто их считал? А как их посчитаешь?! Витя такой оказался примерный семьянин. Он, значит, ногой своей с когтем выкопал ямку. Туда все яйца аккуратно закатил и на них сел. И смотрит с укоризной: мол, а вы-то, мужики, за своими детьми как смотрите?! Вон, по учебе некоторые съехали вообще, музыку пропускают. Тут тот самый мотоциклист Вася, который денег не вносил, пробрался в дом к Грыгоровычу, когда того в хате не было, думал посмотреть и посчитать, а то и спереть одно яйцо или три, когда Витя встанет поесть. И главное, может, страус и знал, что Вася денег не вносил, может, догадывался, а может, просто — что скорей всего — Витя отец хороший. Они оба, и Витя, и Зина, как раз аккуратно кушали, когда Вася залез в гнездо, подбирали клювиком травинки — как все равно принцессы двумя пальчиками, отставив мизинчики, вот так и страусы только клювом, — и откусывали воду из корыта, ну правда — откусывали от воды, а потом закидывали голову. Очень интересное мероприятие. И вот тут Вася-мотоциклист залез. Ну, конечно, потревоженный Витя увидел, что происходит бесчинство и грабеж. И вторжение в его частную собственность. Он сфокусировал взгляд своих прекрасных глаз на Васе, поразмыслил секунды две и побежал. И стал Васю гонять. И опять собралось все село, и опять смотрели захватывающую беготню. Головами: туда-сюда, туда-сюда одновременно. Как Вася только ни петлял, как ни уворачивался, как ни подскакивал, Витя его без всяких усилий догнал да саданул в пятую точку, а еще и клювом в кумпол тюкнул.

И тогда собрали собрание и стали пенять Грыгоровычу, что вот так сопрут все яйца, и у Грыгоровыча будут страусы, а у других не будет. И тогда или пусть он деньги возвращает, или пусть отдаст всем по яйцу. Мол, мы их курам подложим или гусыням или сами сядем, но высидим каждый себе страусенка.

Пока судились-рядились, Витя вдруг приуныл. Стал печален, сонлив, невесел и равнодушен. Самое плохое — перестал бегать, есть и пить. Стоит, покачивается, голову на забор повесил, буквально на забор, глаза полузакрыты, ой-е-е-о-о-ой.

— Вить, — нежно заглядывал Грыгоровыч в лицо страусу.

— Вить, а че ты, а, Вить? — взволнованно топталась рядом Зина.

И все акционеры — Вити и Зины — опять гуртом во дворе у Грыгоровыча, ахают, кто-то даже и всплакнул. А в горах, как обычно, дожди, реки разлились, Вишенка оказалась как на острове: вокруг вода, ни света, ни телефонной связи.

— Надо врача, — требуют вкладчики.

— Надо врача, — волнуется Зина.

— А где взять? — в ответ Грыгоровыч.

— На лодке! — Решительные инвесторы не отстают.

— А кто согласится? В наше село… На лодке… Страуса лечить…

— Есть у меня знакомая, — буркнул преступный Вася, он, конечно, тут как тут со своим мотоциклетом, — она фельдшером работает, живет тут неподалеку. Одна. Плыть не надо…

— Ветеринар, что ли?

— Да нет, нормальная. И потом, птичий грипп лечила, так что в самый раз!..

— Вези! Только побыстрей!!! Вася мигом на мотоцикле сгонял, привез — серьезная, кругленькая, губы поджаты.

Подошла к забору, где Витина голова висит, посмотрела внимательно в полуоткрытые глаза:

— Э! Так у него же депрессия! Стресс, видно, какой-то случился.

— Как это? — испугались все. — Это что такое за болезнь — депрессия?

— А это… — со знанием дела сказала фельдшерица, — …это когда невесело совсем. И все неинтересно.

— Абсолютно все? — переспросили вишенковские.

— Абсолютно.

И все как по команде с сожалением посмотрели на Зину. Мол, что ж ты, а? Супруга, называется! А Зина досадливо схлопнула клюв, мол, ну вот — и тут я виновата!

Опять собрались в бар на совещание.

— Ну что… Витя больной… То есть невеселый, — констатировал Грыгоровыч и, быстро вытряхнув в себя стопку водки, добавил, как точку поставил: — Будем веселить.

— Как?!

— Кто как может! Я, например, могу на баяне. «Гуцулку Ксэню».

— А если кто веселить не умеет? — по-школьному склочно проныл кто-то.

— А если кто не может, того пакет аннулируется. Будем считать, что твой лично Витя пал. То есть сдох. А нашего мы будем радовать, лечить и утешать.

И началось.

Самодеятельные артисты сменяли друг друга у забора Гаврылюка. Во двор не заходили, потому что Зина была резко против и ревновала. А ревнуя, вскакивала с гнезда, догоняла, сильно кусалась и клацала клювом, как крокодил, и еще лягалась больно.

Так вот, все там из кожи вон лезли: кто на сопилке играл, кто песни пел, сам Грыгоровыч на баяне чуть ли не весь день. Тут же Вася-мотоциклист (вроде как ему уже тоже можно, он же докторшу привозил) анекдоты рассказывал лежащей на заборе безрадостной голове страуса Вити Гаврылюка. Школьников привели — хор. Но Витя даже глаза прикрыл и лег. Детей сразу прогнали.