Метин Ардити - История одного предательства, одной страсти и трех смертей

Глаза Шриссулы затуманились, взгляд утонул в пространстве. Она застыла на мгновение, потом заговорила, словно обращаясь к себе самой:

— Я думаю — не этот ли мужчина любил меня больше всех, мой сумасшедший чурок? Я часто задавалась вопросом, почему он так любил тело толстухи, которая могла быть его матерью. В конце концов я решила, что он находил в нем ту самую нежность, которую мужчины ищут всю жизнь…

— А ты?

— А я в свои сорок чувствовала себя просто слонихой, а тут молодой, сильный, нежный мужчина любит мое тело таким, какое оно есть, и каждый день доказывает мне это. Да, я любила его, Павлина моя. Безумно. Хотя…

— Хотя что?

Шриссула ответила не сразу.

— Нет скажи! — настаивала Павлина. — Что хотя?

— Кое-что из того, что он делал, и очень любил делать, мне не нравилось, даже Яннис такого не делал. Arkadan по-турецки называется…

— Что это значит? — спросила Павлина с очень любопытным видом.

— Через зад!

Они расхохотались.

— Я ему говорила: «Ты жульничаешь», а он отвечал: «Если я не буду жульничать с тобой, мне придется жульничать с жизнью».

Наступила долгая пауза, каждая думала о своем. Павлине стало грустно. Она вспомнила, как попросила когда-то Ариса: «Возьми меня, как мальчика…» И с благодарностью вытерпела боль. Она сказала:

— Остаются воспоминания…

— И у меня остались воспоминания, Павлина. И никто их у меня не отнимет. Они со мной навсегда.

Снова наступило молчание. Потом Павлина спросила:

— А Павлос с тобой любовью не занимался?

Шриссула опять улыбнулась:

— По-своему…

Они засмеялись.

— Продолжалось это почти полтора года. А потом однажды…

— Дата! Дата! — смеясь, крикнула Павлина.

— Плутовка! Если хочешь знать, случилось это первого числа, в октябре месяце. В тот день Лифтерис опоздал — был занят на стадионе. Он приступил к работе в лавке, а я ждала. Я хотела его, понимаешь? Я хотела его как безумная. Я терпеливо ждала. Он овладел мной. Я захотела еще раз. Он снова овладел мной, страсть бушевала в нас. Я поднялась домой с опозданием в полтора часа. Со мной иногда такое случалось, и Павлос не беспокоился. Когда он возвращался, он включал радио и ложился на кровать. Ему и в голову не приходило спуститься посмотреть, что я делаю в магазине. Он слишком мне доверял. Он говорил: «Я наемный служащий, а ты — хозяйка. Служащий не должен мешать хозяйке делать свою работу».

— Он тоже, наверное, очень тебя любил…

— Он тоже, Павлина, я это знаю… Короче, в тот вечер, придя домой, я не услышала радио. Я подумала, что муж еще не пришел и нет повода для волнений. Но свет в гостиной горел. Значит, что-то здесь не так. Я пошла в спальню и увидела Павлоса на полу рядом с кроватью. Он был в сознании, пытался глазами сказать мне что-то, но двигаться и говорить уже не мог. У него случился инсульт. Я перевезла его в клинику «Флисвос» в Фалере, и там врач сказал мне, что это тромбоз.

— Что это значит?

Шриссула объяснила, что тромбоз — это когда сгусток крови попадает в мозг. Павлос утратил дар речи. Правую сторону тела парализовало.

— Врач считал, что сгусток появился из-за аритмии. И еще он сказал, что у мужа было пониженное давление, это и вызвало осложнения. Если бы я находилась рядом с ним или вернулась бы на час раньше, Павлос перенес бы спад давления в клинике. Последствия были бы не столь серьезными и длительными. В больнице ему помогли бы, и он поправился бы…

— Он не сильно хромает.

— Он здорово хромает, Павлина. Каждый божий день я вижу перед собой результат своего предательства. Ты попыталась сотворить добро. Я творила зло. Я это знала и все-таки творила. Я оскорбляла своего мужа. Я любила его и обманывала его в его же доме. Я насмехалась над ним. Я мучила его.

— Ты сожалела о своем поступке?

Повисла пауза.

— Не знаю, — помолчав, сказала Шрисулла. — Теперь я жалею, конечно. Но сожалела ли я в течение тех полутора лет, когда так бесстыдно обманывала Павлоса? Думаю, что нет…

— Но ты же любила его? Ты же не прекращала его любить?

— Ну и что? По моей вине он не получил необходимой врачебной помощи. Я поэтому и рассказываю тебе все это, Павлина. Не бери на себя все грехи мира. Ты старалась сделать как лучше. Я делала, как хуже. Но жизнь продолжается… Лефтерис уехал. У меня больше не было мужчины уже шесть с половиной лет. И скорее всего, никогда уже не будет. А Павлос с тех пор приволакивает ногу…

— Ты несчастлива?

— Я обрела душевное равновесие…

Шриссула встрепенулась, посмотрела на Павлину и добавила: