Дуглас Кеннеди - Испытание правдой

— Если хочешь знать, шесть часов сна за три дня — верный путь к погибели.

Он сел к столу. Я предложила ему еще пива и разогрела сковороду.

— Почему ты решил путешествовать автостопом? — спросила я. — Не проще было бы купить проездной на «Грейхаунд» [28] «Грейхаунд» — национальная автобусная компания, обслуживающая пассажирские междугородные и трансконтинентальные маршруты. На эмблеме компании изображена бегущая борзая. ?

— Конечно. Но весь смысл в том, чтобы набраться впечатлений в дороге. Прочесать всю страну на своих двоих и, если повезет, собрать материал на парочку статей для журналов или книжку.

— И что тебя заставило начать путешествие с Мэна?

— Первый грузовик, который я поймал, подвез меня до Экрона, Огайо. Второй — до Питсбурга, оттуда до Олбани и Платтсбурга, где я провел полночи в круглосуточной закусочной, потом отставной капитан морской пехоты довез меня до Манчестера, Нью-Гемпшир, который оказался, пожалуй, самым фашистским городом Америки…

— Ты сказал об этом капитану?

— Черт возьми, нет, конечно. Я не стал говорить с ним о политике, иначе бы он меня высадил. Как бы то ни было, после Манчестера я словил грузовик, который ехал на север, в Бангор. А у шофера была девчонка в придорожном кафе Льюистона, так что он свернул с хайвея и высадил меня в Бриджтоне, потому что…

— Потому что мой отец сказал: «Если тебе нужно будет переночевать в Мэне, позвони Ханне»?

Он лишь пожал плечами:

— Он упомянул о том, что ты здесь живешь, только когда я рассказал ему о своих планах, и дал твой телефон. У меня куча телефонов друзей и друзей моих друзей по всей стране. Но, кстати, если ты задумываешь трансконтинентальное путешествие, Мэн — лучшая отправная точка с чисто географической точки зрения. Верхушка страны и все такое.

— Сомневаюсь, что твой научный руководитель обрадовался тому, что ты решил исчезнуть на год.

— Ты настоящая дочь профессора. Нет, он поддержал меня, к тому же он знает, что если я напишу книгу о своих странствиях, это поднимет мой рейтинг, и я смогу получить достойную работу, когда придет время… бла-бла-бла… да-да, во мне скрывается карьерист.

— А может, и не скрывается. О чем была твоя докторская диссертация?

— ««Сделай сам» и марксистское перераспределение общественного богатства».

— Очень смешно.

— Кстати, это не так уж далеко от действительности. Если серьезно, я работал над марксистской теорией «Сделай сам», которую Альенде пытался воплотить в жизнь в Чили.

— Ты бывал в Чили?

— Ты хочешь сказать, что никогда не читала в «Нейшн» подборку моих сногсшибательных депеш из Сантьяго?

— Нет, я читала только интервью в «Плейбое».

Он рассмеялся:

— Я этого заслужил.

— Это уж точно.

Он посмотрел на меня:

— А мне нравится твой юмор.

Я постаралась скрыть легкий румянец.

— Итак, после того как тебе не удалось спасти Америку от Вьетнама, а Чили от ЦРУ, ты решил вернуться и запереть себя в «башне из слоновой кости».

— Черт, ты жестока, но бьешь прямо в цель.

Я подала ему омлет, достала из холодильника еще пару банок пива и села слушать рассказы Тоби о Чили, о том, как он подружился с опытной революционеркой по имени Люсия, которая оказалась платным информатором «наших вашингтонских шпионов», а после переворота получила высокую должность в правительстве Пиночета.

— Помощник заместителя министра по чилийско-американским отношениям, в которых она уже успела поднатореть, спасибо вашему покорному слуге.

— Тебе еще повезло, что она не отправила тебя на виселицу или четвертование.

— Ага, но как только Альенде «покончил с собой», один порядочный парень из нашего посольства передал мне весточку, что у меня есть двенадцать часов на то, чтобы убраться из страны, поскольку мое имя значится в списке приговоренных к смертной казни. Так что я воспользовался его советом, помчался в аэропорт и с трудом пробился на последний ночной рейс, который отправлялся в Майами. Головорезы Пиночета ворвались в мой номер примерно через час после того, как я поднялся в воздух.

— Теперь я понимаю, почему тебе захотелось заняться чем-то уютным и спокойным, вроде диссертации.

— Да, нельзя вечно оставаться на баррикадах… хотя, возможно, твой отец — исключение из этого правила.

Тоби начал петь дифирамбы моему отцу — мол, у него «самый острый исторический ум», и он искренне интересуется мнением своих товарищей и никогда не скатывается до менторских интонаций в отношениях с теми, кто моложе, и он единственный из деятелей антивоенного движения не заботится о своем общественном имидже, а предпочитает оставаться человеком дела.