Павел Хюлле - Тайная вечеря

Когда же Левада увидел на главной улице большую вывеску с надписью «Певекс» [77] Магазин, торгующий за валюту, из сети предприятий внутреннего экспорта (аналог советской «Березки»). , а перед магазином радиотоваров длиннющую очередь, он понял, что по неизвестной причине попал в боковую, потерянную ветвь времени, — иными словами, с ним случилось нечто, о чем он лишь читал у Шульца и Лема.

Он не был уверен, видит ли его спутница то же самое, но, когда они проезжали мимо продовольственного магазина с надписью «КОМИССИОННЫЙ — ИМПОРТНЫЕ ТОВАРЫ», перед которым, несмотря на внезапно поваливший снег с дождем, толпились люди, услыхал ее голос:

— Снег — летом? А вы обратили внимание, как они одеты?!

Машина ползла в веренице автомобилей, разбрызгивая грязную жижу. Осенние пальто, плащи, дубленки, береты, шапки, сапоги и ботинки прохожих, казалось, взяты напрокат на складе киностудии, но на маскарад это не было похоже. На лицах — усталых, серых — отпечатались безнадежность и опаска. Машину с доктором и его спутницей провожали недружелюбные взгляды.

— Куда мы попали? — спросила она с нескрываемой тревогой. — Что, не было другой дороги?

— Сюда нас направили, — резонно ответил доктор. И, включая щетки, добавил: — И правда очень странный объезд.

Снег с дождем усиливался. Навстречу, обдавая прохожих грязью, проехали два военных бронетранспортера, а за ними «скорая» с включенной сиреной.

Спутница доктора была на грани истерики.

— Ну нельзя же так! — она чуть не плакала. — Должен быть хоть минимальный порядок По крайней мере с временами года! Бред какой-то!

Они застряли в пробке среди таких же заблудившихся автомобилей с растерянными водителями и пассажирами. Доктор внезапно сказал:

— Вы спрашивали, верю ли я в Бога. Вообще-то, я мог бы сказать, что, хотя и не ксендз, верю. Была у меня однажды встреча… Понимаете? Не озарение. Не интуиция. Не открытие. А именно встреча.

— С Богом? — немедленно спросила она и тотчас сама ответила: — Это же невозможно.

Однако спокойный, взвешенный рассказ доктора Левады, в другой обстановке, вероятно, никогда бы не решившегося на такое признание, слушала с каждой минутой все внимательнее.

— Я никогда никого в этом не убеждал, — начал доктор, — и ни на чем не настаиваю. Чудес не бывает. Да я и терпеть не могу чудеса. От них только тупеешь. Так вот, дело было в Париже. Я поехал туда работать. На стройке. Сразу после развода. У меня была одна цель: заработать на квартиру. Перемен у нас тогда не предвиделось. Генералы целовали ручки вдовам довоенных генералов. Короче говоря, однажды мне захотелось умереть. По-настоящему. Понимаете? Не покончить с собой, а умереть. Но возможно ли второе без первого? Возможно, если спуститься в ад. А что такое ад? Одиночество. Не одинокая жизнь — миллионы людей живут такой жизнью. Ад — одиночество холодное, сознательное; выбрав его однажды, отрезаешь себя от всего и всех. И тогда попадаешь в желаемое состояние — чистое и абсолютное Небытие.

— И вам это удалось? — робко спросила она.

Ей было странно и удивительно следовать за ним по пятам от рю Будон, где он снимал клетушку на седьмом этаже, до Люксембургского сада, Булонского леса или прибрежного бульвара, где часами лежал на траве либо неподвижно сидел на скамейке.

Вначале наполняющая его пустота приносила облегчение, даже своего рода радость. Но спустя некоторое время, уже после того, как он бросил свою комнатушку и стал клошаром, им завладел страх: он боялся, что подобному образу жизни не будет конца. И однажды спустился под землю. Сутки, а может, и двое пролежал на бездействующей станции метро. Один. Уже не вставал за водой, не тянулся к сумке за батоном. Достиг состояния абсолютного одиночества: если бы кто-нибудь попытался хоть что-то для него сделать — напоить, накормить, вывести на поверхность, — он бы проклял непрошеного благодетеля.

Однако же человек, чьи шаги он услыхал в темноте, не вызвал у него раздражения. Даже когда тот на секунду зажег спичку, чтобы на него не наступить, и сразу потом вторую — чтобы сесть с ним рядом. Незнакомец долго молчал — Левада слышал его спокойное, ровное дыхание — и наконец сказал:

«Я тоже бессилен. — Не получив ответа, добавил: — И совершенно одинок. — А поскольку Левада не отзывался, сказал: — Я умер так же, как ты».

Доктор тихо спросил:

«Тогда зачем ты пришел?»

Тот ответил:

«Чтобы быть с тобой».

Это его потрясло.

— Если бы он стал меня утешать, подбадривать, к чему-то призывать — я уж не говорю, поучать, — продолжал Левада, — я бы собрал последние силы и проклял его, послал ко всем чертям. Но он сказал только это: «Чтобы быть с тобой».