Вероника Кунгурцева - Орина дома и в Потусторонье

— Может, и дурак…

Крошечка засмеялась, и, уже засыпая, нащупала холодную ладошку мальчика и крепко ее стиснула.

Утром Крошечка проснулась ранешенько, потянулась, поглядела на себя и заорала — и как было не заорать: на плоской, цыплячьей ее грудке, точно тесто, подошли два телесных бугорка! Орина натянула ватник до носа и задумалась: что бы это могло значить…

От ее крика Павлик Краснов тоже проснулся и спросил, что случилось. Крошечка покачала головой: так, ничего… Быстро приподняв — и тотчас опустив — телогрейку, она разглядела на своем голом тельце еще кое-что, уж совсем несообразное, и тихонько охнула.

Дедушка Диомед, успевший сварить кашу из завалявшейся на заимке крупки, звал их завтракать. Орине кусок в горло не лез, Павлик тоже отказался. Возница, ворча, дескать, ишь, брезгуют, небось думают, там им шанежек напекли, так вот и хотят место в брюхе оставить, — подчистил чугунок, и велел им в пять минут быть готовыми.

— А вы выйдите, я одеваться буду, — насупилась Крошечка, и когда мужики удалились (Павлик велел ей зажмуриться и по пути к двери тоже облачился), убедилась, что не ошиблась: на ней проросла осенняя трава, — и, поойкивая, принялась торопливо натягивать высохшее исподнее. Но штанины не доставали до лодыжек, а рукава — до локтей, платьишко вообще не сходилось на груди, кофта же кое-как застегнулась, хотя рукава тоже подскочили, как будто за ночь вся одежда села. И полукеды оказались малы. Павлик, войдя, с удивлением посмотрел на нее, но и он был хорош: на нем вчерашняя одежка сидела в точности так же, как на ней. Один дедушка Диомед не пострадал: его пиджачишко каким был, таким и остался, и валенки не скукожились. Поглядев на девочку с мальчиком, он пожал плечами:

— Что-то вы, ребята, как будто выросли за ночь… Ровно как грибы. А вроде и дождя-то не было…

Но — делать было нечего — приходилось привыкать к такой себе; Крошечка пожалела о растоптанных больничных тапках, брошенных в беседке: как раз бы сейчас пригодились!

Но, притоптав задники обувки, ребята кое-как смогли идти — впрочем, дорога была хорошая, песчаная. Конюх, указывая на грузди по обочинам, подшучивал: дескать, а вон ваши брательники, — тоже, небось, за ночь вымахали! Казалось, он нимало не удивился произошедшему с детьми. Впрочем, по сравнению с войной — это, конечно, были сущие пустяки. Да и… со всяким это случалось: с кем раньше, с кем позже, — так о чем же тут говорить!

Орина, натоптав-таки ноги, присела на сосновый пень, Павлик опустился рядом с ней на корточки, а конюх упористо шагал в своих валенках, дескать, догоните, только долго не рассиживайтесь. Оставшись одни, ребята смущенно поглядели друг на друга. Павлик сказал, усмехаясь:

— Растем не по дням, а по часам…

— А что дома скажут? — вздохнула Крошечка. — Вдруг нас не узнают?!

— Узна-ают, — не очень уверенно протянул мальчик. — Только, я думаю, поспешить нам надо… А то как бы совсем взрослыми не стать…

Орина фыркнула — и ребята, прихрамывая, побежали догонять возницу.

С основной дороги свернули на Казанкину грань и по развороченной грани (картошку безогородные барачные жители, знать, уже выкопали) прямиком вышли к задам конторы Лесхоза, где росла могутная крапива. Дедушка Диомед велел ребятам отсиживаться покамесь в кустах, а он-де пойдет на разведку…

— Сколь лет в разведку не ходил — и вот на старости лет приходится. В последнюю-то войну я не воевал, а в Германскую да Гражданскую довелось! Эх, тряхнем стариной! — и конюх скрытно, перебежками передвигаясь среди сосен, отправился к Поселку.

Вернувшись, дедушка Диомед сообщил, что ничего подозрительного не заметил: чужих не видать, да и своих не много видел — вестимо, народ работает… Так что давайте-ка, ребята, по домам! А я к себе — на лесхозовский конный двор: Басурман-то мой там, как я и предвещал! Не потонул вечный конь! Ну а ежели что не так — сыщете меня сами знаете где.

Обошли контору Лесхоза, — и, прежде чем свернуть к конному двору, возница сказал:

— Я уж думал, пригрезилось мне вчерашнее-то, да… одна закавыка осталась: моста через Постолку нет! Да и вы что-то на себя вчерашних не больно похожие… Может, осложнение…

Оставшись одни, ребята прибавили шагу, Крошечка думала, что Павлик отправится домой, но он вдруг сказал:

— Орина, я думаю, нам пока лучше не расставаться… Можно, я с тобой пойду — к тебе, ну а ты потом — ко мне… если хочешь.

Крошечка кивнула, ей тоже почему-то было не по себе: конечно, вдвоем как-то спокойнее.