Вероника Кунгурцева - Орина дома и в Потусторонье

— А вы Егора Кузьмича пошлите, — предложил Павлик.

— Егора Кузьмича… — проворчал Вахрушев, — посылал, да… не идет он.

— Я же все тебе сказал, Полуэкт Евстафьич, — хмурился Проценко.

— Жену, вишь, ему надо сыскать! Я говорю, что не помню, чтоб на засеку ее отправлял! Сколь леса через мои руки прошло: и строевого, и поделочного — всех разве упомнишь… На засеку-де пойду! Ну иди, кто тебя держит!

— А не знаете: моя бабушка — Пелагея Ефремовна Наговицына и еще мама — они тоже там, в лесу? — подошла к самому директорскому столу Крошечка, помаленьку подвигавшаяся от двери.

— Не-пом-ню! — воскликнул директор. — Фельдшерица вроде там… Про остальных — не знаю…

— А школа работает? — спросила еще Орина. — Там ведь свет был… И библиотека была открыта…

— Школа — за рекой, что там творится, мне неведомо, — нахмурился Полуэкт Евстафьевич. — Так как: пойдете в Город? Или… трусите?!

— Сделаем свое дело — тогда пойдем! — твердо ответил Павлик Краснов, не поддавшись на провокацию.

— Полнодревесно! — воскликнул директор Леспромхоза. — Тогда убирайтесь — и чтоб я вас тут не видел!

Ребята выскочили в открытую дверь, но Вахрушев, высунувшись в окошко, крикнул им вслед:

— Ладно, но после — обязательно приходите… Вот… дрань штукатурная!

У клуба их догнал Егор Кузьмич, дескать, ребята, я вам совет хочу дать, ежели вы не передумали расследовать дело Котовой: наведайтесь-де в избу Пасечника, там ведь прежде и жила Орина-дурочка. А как померла, дом к двоюродному брату отошел. Понятно, что там нет никого… как и везде, но вдруг что-нибудь найдется, какие-нибудь следы… Да, и еще: директор небось забыл вас предупредить… враг-то этот — кто бы он ни был — орудует только по ночам, появляется с наступлением сумерек. Так что день — ваш, а ночью все ж таки старайтесь из дому не выходить: речка речкой, засеки засеками, а знаете ведь… береженого Бог бережет.

— А вы — в лес? — спросила Крошечка. — Тетю Кристину искать?.. Поглядите, пожалуйста, и моих… — Орина взглянула на Павлика, — и наших родных…

— В лес, ребята, в темный лес… Погляжу. А вы тут тоже долго-то не задерживайтесь… Потому как некрепкое это место…

— Как так: некрепкое?! — воскликнула Орина.

— А вот так. Очень на пересылку похоже… На пересылке застрять — последнее дело. Неопределенность страшнее всего, ребятки. Дальше-то, может, и хуже будет — но зато уж все понятно. Начнем срок мотать, а там глядишь, все кончится — все ведь когда-нибудь кончается, кончится и это… А то: то ли так, то ли этак, — тяжело! Зыбко все. Ничего не известно. Муторно. Ждешь, что, может, отпустят, разберутся и скажут — невиновен! Зря взяли, рано! Ошибка вышла! Навет, оговор! Надеешься, что свобода впереди — и вот эта-то надежда тяжелее всего! Потому как после — страшное разочарование. В нашем положении лучше не надеяться…

Кузьмич пошел в сторону Противопожарной полосы, а они — к дому Орины: решили, что прежде всего следует изучить библиотечную книжку.

Сели рядком на диване — и Павлик, поглядев по оглавлению, выбрал «Собаку Баскервилей» и стал читать вслух; Орина уже перестала удивляться способностям мальчишки. После «Собаки» нашел «Пляшущих человечков», а затем прочел «Пеструю ленту». Заглянув в «Союз рыжих» — больно название понравилось! — дальше читать не стали, и так все понятно, а время не ждет: Милиционер ведь ясно сказал, что у них только три дня сроку.

Смазав ножные мозоли и себе и Павлику вонючей бабушкиной мазью «бом-бенге» и сунув ее в карман жакетки, Крошечка достала из сундука сумку умершего дедушки, где лежала рейсшина и прочее, и затолкала туда книжку, папку с делом и обе больничные выписки; огляделась в поисках того, что еще может пригодиться… Мальчик указал ей на гребешок, и Орина, смутившись и быстро заглянув в зеркало: неужто она такая лахудра — и кое-как причесавшись, сунула и гребень; взяла еще медяков, на случай обратной переправы, — пошарив по карманам плащей, пальто, полушубков и ватников, тесно висевших в прихожей. А Павлик меж тем тоже сунул себе в карман одну вещицу — думал, что она не заметит, но Орина заметила, правда, ничего не сказала. Она была страшно разочарована: неужто и он такой же, как все Пандорины дети — обычный воришка?! И у нее донельзя сжалось сердце.

Когда они очутились за воротами, Крошечка вынула из сумки янтарный мундштук, и, углядев на дороге брошенный Кузьмичом окурок, подобрала его, сунула куда надо и протянула заряженный мундштук и коробок спичек Павлику — дескать, кури давай! Мальчик отшатнулся и сказал, что он никогда не курил и начинать не собирается. Орина рассердилась, дескать, а как же мы будем разбираться с этим делом, ежели никто из нас не курит, — ладно, трубки у нас нету, ну так вот, я нашла-де трубке замену, дело за малым: курить и думать… Ты что-де не понял: без этого расследование с места не стронется!