Народ и высоколобые
Тем временем в восставшем было народе росло подозрение, что все не так просто, как оно есть: под плащом мнимой стабилизации явно что-то капустилось. Народ опять поделился. Одни говорили, что грядет неминуемая война с Японией, о чем давно бил в набат свихнувшийся на этой почве Иван Гончаров во «Фрегате „Паллада“». Другие, напротив, считали, что никакой войны не будет, а просто народу в очередной раз хотят показать кузькину мать, и что это верно, потому как народ разболтался и сам не знает, чего хочет. Но были и третьи, хотя утверждать, что именно им взбрело в голову, я не решаюсь, поскольку они, по старой диссидентской привычке, сразу ушли в подполье, создав мужикам в папахах мощную оппозицию, сплотившую в своих недрах интеллигентов и иудеев, что зачастую — одно и то же.
Впрочем, рассказывают, будто оппозиционеры полагали, что, да, книги Пиздодуева действительно существуют и где-то складируются, но вовсе не для создания искусственного дефицита и последующей смертоубийственной давки, в которой погибнет большая часть взрослого населения (как считали восставшие), а в каких-то других, никому неведомых целях, хотя бы и в качестве невиданного по воздействию идеологического оружия. И если оппозиционеры, в принципе, соглашались идти на приступ тайных бетонных бройдгаузов, то лишь для того, чтобы все эти «вредные для умов» книги физически уничтожить. Собственно, с этого пункта и началась драка: мужики хотели читать, интеллигенция — жечь.
Заговор
Головастая оппозиция предполагала беспрецедентный в истории заговор. Якобы плюгавые и тщедушные, не в меру чистоплотные, но на ощупь и так противные, с лягушачьими лицами люди, уже проникшие в высшие эшелоны власти, но еще не заявившие о себе громогласно, готовят переворот. Причем, в отличие от прочих переворотов, этот будет крепиться не на силе оружия, а на молниеносной феодальной революции, которая произойдет в умах и сердцах людей после прочтения стихов Пиздодуева, когда те в один роковой день, в многомиллионных тиражах будут выброшены на рынок по бросовым ценам. Эта гипотетическая революция получила название «поэтической», по аналогии с «культурной», «бархатной», «оранжевой», «тюльпановой» и так далее.
С точки зрения оппозиции, сценарий заговорщиков — насколько чудовищен, настолько и прост. Во-первых, каждый горожанин, который, согласно новым порядкам, обязан будет держать и пасти хотя бы одну корову, все сведения о ней, вплоть до ее внешнего вида и повадок, почерпнет из пиздодуевских творений. Во-вторых, каждый москвич, вятчанин и т. д., опираясь на поэтический опыт Степана и распахав на грядки, положим, Нескучный сад, сможет, с учетом дневного удоя, прокормить всю семью. Введение же натурального хозяйства повлечет за собой «лягушачий оброк», потому что все лягушатники, в отличие от прочих завоевателей, любят хорошо одеваться, стричься у дорогих парикмахеров, заниматься дорогущими видами спорта и отдыхать в Монтрё и Давосе. При этом народ не вкусит никакой «революционной романтики», патриархального сна наяву, из-за которого и начнется сыр-бор, — той пиздодуевской безответственной созерцательности и дряблого бездейственного покоя. А получит народ всепроникающую прозрачность всех и каждого, с трудоднями, грядками и удоями.
Книги Пиздодуева, заполонив всю страну и превратив ее в одно великое Данетотово — минус изумление и восторг первобытной души, — будут объявлены каноническими, и их придется заучивать наизусть, передавая от поколения к поколению, а наших детей примутся бить палками за каждую неверную интонацию или неуместную, с точки зрения псалтырщиков, паузу. Слова поставят на службу фикции, на крыльях которой они поплывут вне смыслов и разума. Так кончалась путаная, недоступная народу по содержанию листовка оппозиционеров-подпольщиков, которую они начали разбрасывать по площадям и рассеивать с вертолетов, стрекочущих над Москвой.
Слава
Увы, текста листовок Степан не знал, так как люди в белоснежных сорочках с алмазными запонками и в часах от Буре вывинтили его почтовый ящик в подъезде, откусили телефонные провода, отпилили дверную ручку, выйти без которой из дома стало немыслимым. Запрятав руки в карманы широких штанин, грузно переваливаясь с носка на пятку и задравши голову вверх — в слепящую пустоту небесного океана, — Пиздодуев соображал. Сопоставив доступные ему «заоконные» факты — с учетом передвижений народных масс: мужиков с пулеметами и в папахах, альтернативной, мирной пока демонстрации с полыхающим в солнце транспарантом «ДАЕШЬ ПИЗДОДУЕВА!» и тихо снующих меж ними шпындриков в ботинках от Гуччи на кожаной тонкой подметке, — Степан развернул довольно бредовую, на здравый рассудок, картину.
Читать дальше