Людмила Пятигорская - Блестящее одиночество

Но это все — домыслы, так как, согласно другой версии, книг Пиздодуева никто не читал и в глаза их не видел. Последняя версия совсем утопична, поскольку заинтересованными (для нас теневыми пока) лицами была создана специальная секретная типография для распечатки его книг, выходивших с цветным приложением «Знай и люби свой край».

И все же своих книг Степан никому не дарил да и поэтических вечеров не устраивал, которые, кстати, вошли было в моду, потом из нее вышли, а уж потом устраивались сами собой, без чьих-либо усилий. На вечера приходил сам поэт — как-то сомнамбулически, невпопад, не всегда в нужное место и в нужное время, но это ничему не мешало, так как примерно то же происходило и с публикой, поэтому иногда все случайно встречались, раскланивались, рассаживались, откашливались и торжественно затихали. Один известный поэт всегда ходил с барабанщиком — исключительно потому, что барабанщик тоже иначе не мог, хотя дел у него было по горло и, барабаня, он злобно смотрел на часы. А барабанил он громко-громко, невзирая на то, что голос поэта после вчерашнего бодуна был ломок и тих.

То есть поэтические вечера, несмотря ни на что, все же устраивались. А вот вечера Пиздодуева не устраивались специально, для чего прилагалось немало усилий, поскольку карты ложились так, что рад — не рад, а рабочие сцены уже проверяли микрофон, щелкая в него пальцем; дамы, завершая свой туалет, накидывали на голые плечи цыплячьи меха; надрывно звонил телефон, и изо всех концов Москвы по немыслимым адресам неслись такси. Тем не менее ни один поэтический вечер Пиздодуева так и не состоялся. Поэт был абсолютно неуловим.

Люди зверели, пытаясь заполучить Пиздодуева хотя бы на час и суля за его книги астрономические по тем временам деньги, что оживило насытившийся было книжный рынок. Появились подделки, которыми спекулировали из-под полы и которые читались в три смены до дыр. И все же подлинный Пиздодуев где-то существовал — в прессе то и дело мелькали эссе маститых критиков и просто швей из Иванова, превозносивших до небес степановские стихи. Школьники целыми классами, а зачастую и школами писали «под Пиздодуева». Что же касается взрослых, то даже те, неграмотные, учились читать по слогам, чтобы попытаться осилить хотя бы одну степановскую строку.

Примерно тогда же, под видом рытья новых линий метро, стали строить подземные бетонные склады, в которых, судя по слухам, и затаили перед народом тиражи пиздодуевских сочинений. А поскольку времена были уже не те и народ перестал опасаться карающего перста властей — так как власти утратили способность реагировать на что-либо внешнее и непосредственно ими не являющееся, — то и решил брать склады штурмом.

Подогнали броневики, катюши и огнеметы. Разожгли костры, хотя дело было летом, в жару. Поделились на сотни, обвешавшись пулеметными лентами наперерез, как помнили по фильму «Чапаев», но до штурма все-таки не дошло. И вот по какой причине. Но прежде.

Ничего этого Пиздодуев не знал. У него молчал телефон, до него не доходила почта, а также отголоски глухих канонад — тем паче что по Москве стреляли тогда везде, кто по какой надобности, поэтому слух был притуплен и вылавливал из эфира разве что всплески воды под крыльями пытающихся взлететь над Москвой-рекой лебедей. В остальном была тишина.

Впрочем, Степан, будучи чуток к природе, различал и жестяной стрекот стрекоз, и харкающий лай заречной собаки, и перекличку лодочников, тащивших багром утопленника, и шепот листвы, который, гонимый порывами ветра, взмывал страстным контральто и буйствовал в небесах, предвозвещая грозу, которая неслась на Москву, чтобы очистить ее от скверны. Такая картина являлась Степану, когда он стоял у окна, уткнувшись носом в стекло и высматривая далекие дали, сокрытые от него университетским каменным монстром.

Поговаривают, что с недавних пор заинтересованные лица держали Пиздодуева чуть ли не взаперти, приволакивая комплексный обед, вместе с компотом, ему прямо на дом. Взамен компота они уносили исписанные неверной рукой листки, на которых все шло вкривь и вкось, строчки налезали на строчки, а буквы походили на древнюю новгородскую клинопись до такой степени, что пришлось вызывать графолога, специалиста по берестяной грамоте.

Пиздодуев сам до конца не знал, кто эти люди. В свое время они не представились, а спросить он стеснялся. Но факт остается фактом, что, когда «эти люди» приехали за ним в Данетотово и силой, оторвав от куста, увезли жить в Москву, уже тогда они были одеты с иголочки, до лоска выбриты, занимались карате и лыжным спортом. Так началось это знакомство.