Себастьян Фолкс - Неделя в декабре

Первая пациентка «Безумия» страдала «биполярным расстройством».

— Звучит как болезнь, которую можно подхватить в Арктике, — сказала одна из составлявших жюри знаменитостей, Лиз. — На обморожение, случаем, не похоже?

Аудитория беспомощно захихикала, а пациентка — краснолицая, зачуханная женщина двадцати с чем-то лет — принялась описывать свои симптомы:

— Иногда мне кажется, что у меня вся голова в огне, мне нужно столько сказать и сделать, но всего времени, какое есть в мире, не хватит, чтобы высказать то, что у меня на уме, и я не могу спать и всю ночь брожу по улицам, часов до четырех, до пяти утра, и разговариваю сама с собой, потому…

— Потому что в такое время все остальные спят, — перебил ее Барри Ливайн, еще одна знаменитость, и публика опять засмеялась.

Финбар затянулся, подержал дым в легких. Барри Ливайн был одной из тех телезвезд широкого профиля, что мелькают, на вкус Финбара, в чересчур многих программах; в «Безумии» он появился после того, как выяснилось, что сидевшая в жюри писательница слишком занудна и не улавливает самую соль программы — ее комедийный характер.

Лиза, бывшая некогда солисткой успешной, но недолго протянувшей группы «Девушки сзади», смотрелась получше. Она изображала туповатую блондинку, но уж больно быстро перевирала все, что можно и нельзя, — достаточно быстро для того, чтобы Финн заподозрил, что все ее неверные ответы она заучивала еще до начала передачи. На телевидении все зазубривают загодя, это давно известно, однако передача «Это безумие» пользовалась популярностью, потому что, как выразился один из ее создателей, цель ее «состоит в том, чтобы научить людей думать по-разному, критически относиться к своим предубеждениям».

А между тем биполярная женщина, уже получившая прозвище Капитан Скотт, рассказывала, что в другие времена она ощущает упадок сил, который может длиться месяцами.

— Тогда я словно попадаю в мир, в котором есть только черное и белое, а остальные краски еще не придуманы, и ощущаю такую усталость, что даже пальцем шевельнуть не могу, мне хочется только одного — лежать целыми днями в постели.

— Да, Скотти, такое случается с каждым из нас, — заметил Терри О’Мэлли, председатель жюри. — Это называется похмельем.

Он подождал, пока стихнет смех, а затем сказал:

— Ладно, друзья. Пришло время…

О’Мэлли встал, развел руки в стороны, и аудитория грянула, как один человек:

— …Людей в белых халатах!!!

Эта часть программы Финбару не нравилась. В ней два психиатра (в подлинности которых он сомневался) делились мнениями о том, в каком лечении нуждается пациент, во что оно ему обойдется и примет ли его хоть какая-нибудь клиника. Пока они крикливо спорили, послышался дверной звонок. Финбар на нетвердых ногах сошел вниз и впустил в дом доставщика пиццы.

Полчаса назад Финбар слышал, как родители покидают дом, но выходить из своей комнаты, чтобы попрощаться с ними, не стал. Любой разговор с родителями был для него тяжким испытанием. Отец всякий раз не знал, что сказать, и, похоже, боялся как-нибудь выдать свое неведение относительно всего, что происходило в жизни сына, — он так и не оправился до конца от совершенного им в прошлом году промаха: в тот раз Джон Вилс ненароком проговорился — он думал, будто его сын уже сдал выпускные экзамены. Финн полагал, что родители отправились в Мейфер, на обычный их воскресный обед в маниакально дорогом индийском ресторане «Отдых в Симле».

Вернувшись в свою комнату, он открыл коробку с пиццей, дополнением к которой служили припорошенный сахарной пудрой «хворост», итальянский соус и полуторалитровая бутылка коки. От запаха поджаренного теста и томатной пасты у него потекли слюнки, и он торопливо отломал от диска — пол-ярда в поперечнике — первый клинышек. Финбар заказал «Маргериту», хотя, притворяясь в компании любителем «Пылкой американки» с соусом чили, предпочитал на самом деле простой сыр и помидоры, которые впервые попробовал, едва научившись ходить. От курева Финбара обуял такой голод, что он засомневался, сможет ли даже семейного размера пицца насытить его.

Жадно жуя, Финбар снова вгляделся в экран. Он перемотал изображение вперед, нажал на кнопку воспроизведения и откинулся на спинку кровати. На экране появился новый участник игры, Алан, шизофреник лет пятидесяти, проведший в психиатрических больницах два десятилетия, а затем отданный, во исполнение государственной программы, «на попечение общества» — незадолго до того, как его основанный еще при королеве Виктории приют для душевнобольных был закрыт правительством, куплен застройщиком и переделан в жилой дом с «роскошными квартирами, современнейшим спортивным залом и сауной». В посвященном дому проспекте говорилось, что он «победил в двух архитектурных конкурсах», сказал Алан, правда, там не упоминалось о том, что первый из них проводился в 1858 году и был конкурсом на лучший сумасшедший дом.