Себастьян Фолкс - Неделя в декабре

— По-моему, я за вами не поспеваю, — сказала Дженни. — Вы говорите об интернете?

— Отчасти. — Габриэль вздохнул. Наступила пауза — похоже, ему захотелось сменить тему. — Помните вашу интернетовскую игру?

— «Параллакс»?

— Ну да. Я хочу сказать… Нет, я понимаю, сделана она здорово. Но вам не кажется, что вы могли бы уделять больше внимания реальному миру?

— Именно потому вы и сказали тогда «ах, Дженни»?

— Я сожалею об этом. И все-таки — да, думаю, поэтому.

— И что же такое «реальный мир»?

— Другие люди.

— Ну хорошо, а вы? — спросила Дженни. — Вы, с вашими кроссвордами и книгами?

— Что же, готов признать, кроссворды — это попытка уйти от жизни. Но не книги. Мы уже говорили с вами об этом: чтение книг — не способ бегства от жизни, книги дают ключ к ее пониманию. Ключ к реальности.

И Дженни, наконец дождавшись той самой возможности, набрала побольше воздуха в грудь и бросилась в атаку:

— Вы ведь знаете, в чем состоит ваше бегство от жизни, правда?

— Нет. В чем?

— Ваша большая игра в альтернативную реальность. Знаете, что такое ваш «Параллакс»?

— Нет, и что же?

— Она.

— Кто?

— Каталина.

Наступило молчание, и Дженни решила, что позволила себе слишком многое. Габриэль молча, сжав лицо ладонями, смотрел вниз, на кофейный столик.

В конце концов он поднял к ней взгляд, вздохнул:

— Хотите увидеть ее фотографию?

— Давайте. — Изобразить энтузиазм Дженни не удалось. Габриэль подошел к письменному столу, достал из его ящика старый мобильный телефон, сказал: — Она здесь. Я сделал ее в Стокгольме.

— Так покажите же.

— Не могу. Батарейка сдохла, а эту модель больше не выпускают.

— Надо было выгрузить ее в компьютер.

— Знаю. Но теперь уже поздно.

— Тогда просто выбросьте телефон. Проку от него все равно никакого.

— Тоже верно.

И Габриэль уронил мобильник в корзину для бумаг.

— Вы же все равно достанете его оттуда, как только я уйду.

Габриэль снова взглянул в окно, на серую реку.

— Полагаю, искушение такое появится. Положить подобным вещам конец — дело трудное. Мечтам. Да еще и навсегда. Знаете, я вот как поступлю. Если вы откажетесь от «Параллакса», я зашвырну телефон в Темзу.

— Но я люблю «Параллакс», — сказала Дженни.

— И я любил Каталину. И не исключено, что оба мы утратили связь с чем-то важным. Не исключено даже, что все мы ее утратили. Вы, я, Адам. — Он опустил взгляд на стол, на вечернюю газету со статьей на первой странице, рассказывающей о том, что Уолл-стрит терпит все большие убытки. — Вон и банкиры заключают нынче пари об исходах других пари, посвященных исходам третьих.

Дженни встала:

— Вы когда-нибудь приходили к Адаму с кем-то еще?

— Нет, какой смысл? Он бы этому не обрадовался. Или просто не заметил бы нового гостя.

— А что насчет вас? Вы никогда не хотели, чтобы кто-то составил вам компанию?

— Вы…

— Вечер у меня свободен. Я буду рада пойти с вами. Может, вам от этого легче станет. А после посидим в ресторане. Сегодня моя очередь платить.

Они поехали поездом, позволявшим сэкономить пару минут, — правда, он оказался переполненным, отчего им пришлось стоять в проходе между вагонами. Поезд шел через Пимлико, двумя днями раньше этим же путем проследовал Хасан аль-Рашид. И когда состав выбрался на мост Гросвенор, Габриэль вдруг потянул вниз скользящую раму дверного окна, достал из кармана старый мобильник и выбросил его наружу, постаравшись, чтобы он улетел как можно дальше.

Дженни смотрела, как телефон перелетает через низкие перила моста, как он миг-другой рассекает воздух, прежде чем кануть в воды Темзы.

В 6.30 вечера Джон Вилс ехал из аэропорта домой в замусоренном бесплатными газетами вагоне метро. Он в последний раз, просто для пущей уверенности, заглянул в память входящих сообщений своего зеленого мобильного телефона. Вот оно — во всем неприкрытом великолепии шрифта сансериф. Крупными буквами: «О’Бублик», имя отправителя; под ним, буквами помельче, первые слова сообщения: «Подтверждаю, продажа ревматизма…» Вилс нажал на кнопку «Показать», чтобы прочесть остальное: «…завершена в указанное время. Все сброшено».

Вилса буквальным образом пьянила мысль о том, что он удачно завершил крупнейшую в его жизни финансовую авантюру. Размеры фонда могут удвоиться. Его, Вилса, имя станет внушать еще большее благоговение. Он разбогатеет, как никому и не снилось. И все-таки его ликование подтачивалось страхом, что он проглядел какую-то насущную мелочь, способную даже на этом, последнем, этапе операции испортить все. Да нет, не проглядел. Он тысячу раз обдумал каждую деталь. Потратил часы, проверяя эти детали на Годли и Даффи. И даже позвонил в Нью-Йорк, Безамьяну, чтобы обсудить с ним операцию в целом. Она была неуязвимой.