— Да, — ответил Сет. — Но… Понимаете…
— Нет, не понимаю.
— Да какого хрена? — сказал Гэри, бывший индуист. — Если мы пытаемся построить справедливый мир, разрушая несправедливый, чего нам волноваться о том, что кто-то лишится при этом аппендикса?
— Я знаю, но…
— Если человек потянул связки, это не значит, что он больше не принадлежит к джахилии.
— Просто я… Хотя нет, вы правы.
— И нечего забивать себе голову кафирской чушью вроде «честной игры» и прочего, потому что…
— Нет-нет, хватит. Я все понял. Хватит. Простите, что заговорил об этом.
Наступила тишина. Промолчав секунд двадцать, Стив сказал:
— Хорошо. Четыре бомбы. Вы получаете номера от единицы до четырех. Один, два, три, четыре. — Произнося это, он поочередно тыкал пальцем в грудь одного из них. — Теперь посмотрим фотографии интерьеров. Запомните их.
Финна, сидевшего на столе подвальной кухни, колотила крупная дрожь. Пол был усеян осколками посуды — это он бил недавно чашки и блюдца, надрывая только-только сломавшийся голос криками, обращенными к матери и к его невидимым мучителям. Ванесса, у которой дрожал подбородок — после того как сын заехал по нему кулаком, — обнимала Финна рукой за плечи, уговаривая съесть, пока они ждут доктора Бернелла, немного йогурта и овсяных хлопьев.
Другой рукой она гладила сына по голове, лепетала что-то, пытаясь успокоить его. Казалось, буйство на время покинуло мальчика.
— Все будет хорошо, милый, все будет хорошо.
Что означает это «все», она ни малейшего представления не имела, но виноватой «во всем» считала только себя. Это она позволила Финну жить как он хочет, потому что ему это вроде бы нравилось, а ей не хотелось докучать сыну — ни придирками, ни даже стуком в его дверь. То есть так она думала. Теперь же, когда сын дрожал под ее рукой, Ванесса поняла: она оставляла мальчика в покое лишь потому, что попытки понять его стали бы для нее лишней обузой — задушевные разговоры с подростком потребовали бы слишком большой траты сил, натуги, стараний найти общий язык с мальчиком, который все еще существовал под внешней оболочкой Финна, грубоватой и колючей; да и слишком надолго пришлось бы ей отрываться ради них от холодных вин Бургундии и пульта управления телевизором.
Она услышала звонок, затем шаги направлявшейся к входной двери Марлы. И сама побежала наверх, в вестибюль.
Бернелл был моложавым мужчиной, лишь недавно начавшим работать в частной практике на Арандел-гарденс. Он мог иногда вести себя более бесцеремонно и менее участливо, чем его старшие коллеги, однако Ванессе этот доктор нравился, потому что выписывал ей сильное снотворное, не задавая никаких вопросов.
Спустившись на кухню, он осмотрел Финна, посчитал его пульс, посветил фонариком в глаза.
— Итак, расскажите мне, что случилось.
— Я услышала, как сын зовет меня сверху. Голос у него был отчаянный. Я подумала, может, он упал, сломал ногу или еще что-то. А когда поднялась туда, мальчик лежал на полу и словно скулил, обхватив себя руками. Но самое ужасное, что я не могу добиться от него хоть каких-нибудь объяснений. Он иногда начинает говорить, но, похоже, не со мной, а с кем-то еще. А потом вдруг набрасывается на меня, расшвыривает вещи — вон там, на полу, видите?
Бернелл кивнул. Бреясь этим утром, он немного порезался, и к ранке прилипла да так и осталась на лице пропитавшаяся кровью ватка. Он заставил Финна вытянуть перед собой руки. Руки дрожали. Потом снова посветил мальчику в глаза.
— Финн, вы должны рассказать мне обо всем, что делали вчера. Мне нужно знать, пили ли вы спиртное, принимали ли какие-нибудь наркотики.
Он легко пришлепнул Финна по щеке:
— Вы меня слышите, Финн?
Финн не ответил.
— Наркотик?
И опять Финн его как будто не услышал.
— Какой? «Экстази»? «Кислота»? «План»?
Походило на то, что Финн этих слов попросту не знает. Он спрятал лицо в ладонях.
— Думаю, нам следует осмотреть его комнату, — сказал Бернелл. — Вы не против?
Покрасневшая от стыда Ванесса кивнула. Ей было страшно подумать, какие шприцы и жгуты они могут там обнаружить.
Бернелл вгляделся в мальчика.
— Лучше не оставлять его здесь. Поднимемся все вместе.
В стоявшей на полу пепельнице обнаружились среди сигаретных окурков остатки трех косяков — Бернелл поднес их к носу, понюхал.
Ванесса улыбнулась:
— Слава богу. Я боялась найти что-нибудь серьезное. Знаете, героин или…
— А это вам серьезным не кажется? — спросил Бернелл. — Посмотрите на сына.
Читать дальше