Егор кивнул, делая вид, что слушает в три уха.
– Нынешнее моё тело появилось здесь примерно столько же лет назад, сколько и твоё, в местечке под названием Хучкирдык, что в ста пятидесяти километрах южнее Чимкента. Как ты уже догадался, моих земных родителей упекли в психбольницу, когда мне исполнилось четыре с половиной года. Формальной причиной послужило выращивание патиссонов, которые местная религия считала нечистыми и приравнивала к падали. Меня воспитывали двое: старший брат Ходжа и дядя Коля, сбежавший к нам из Иркутска от добрых людей. Около семи лет я прилежно ходила в аульскую школу, где училось четыре человека, в том числе единственный учитель, бывший по совместительству шаманом, аксакалом и комсоргом. Во время учёбы я подрабатывала пастушкой, дояркой, акушеркой и агитпропом. Окончив заведение с шерстяной медалью, я уехала учиться в Чимкент, где легко поступила в ЧИПСУ – Чимкентский Психологический Университет. Окончив его с бурым дипломом, я два года практиковала в лесотундре, где смогла реализовать свой проект – возведение жилого комплекса для индонезийских археологов посреди вытоптанного замёрзшими бронтозаврами сибирского простора. Там я впервые познакомилась с восточными учениями – буддизмом, ламаизмом, синтоизмом, джайнизмом, а также индонезизмом. Мусульманство запрещало геологам исследовать землю на предмет бивней священных животных, поэтому они придумали свою религию и поклонялись божеству Шмякти, являясь при этом лозопоклонниками и огнеходцами. Реализация проекта позволила мне защитить от добрых людей из Иркутска докторскую диссертацию, что принесло дешёвую популярность в родном ауле и соросовский грант на дальнейшие исследования в русле реки Святого Лаврентия. Но я не поехала в Канаду, а купила на подаренные деньги квартиру в Москве, куда и перебралась три года назад. Здесь я веду отшельнический образ жизни и редко выбираюсь на культурные тусовки, зато к сегодняшнему дню научилась почти всему: плести расточки, лепить из глины, вышивать из бисера, рисовать пастелью и витражными красками, петь эгладорские песни, танцевать джигу на выживание и рил на троих, играть на гавайском укулеле, ходить по углям и, конечно, писать книги.
Даша вытерла несколько капель пота с косого лба и добавила:
– Никогда ещё не говорила о себе столько правды.
Егор расправил воображаемые очки, а Даша нацепила настоящие. Пёс не нацепил ничего, поскольку давно исчез, и ни один синоптик не нашёл бы его в радиусе сотни метров от места проведения болтовни.
Зато на говорящих людей стали оглядываться прохожие. Это было более чем неожиданно, потому что до сих пор подавляющее большинство граждан мегаполиса топали мимо по своим телам, даже не подозревая о существовании Лавочки.
Мужчины, разумеется, заглядывались на Дашу, ведь красоты она была неописуемой: добрые-добрые раскосые глаза, осиновая фигура, черносливные волосы, гвоздичные губы – всё это вызывало в половозрелых человеческих особях приступы остронаправленного возбуждения. Мужчины щёлкали клювом, стреляли глазами, смачно причмокивали и хватались за кошелёк. И топали дальше, мечтая и гудя.
А женщины… Женщины, разумеется, беспокоили пристальным вниманием Егора. Смотрите сами: не богатырь, но красавец, не Пушкин, но талантливый, не аргентинский мачо, но с отпечатком интеллекта на правой щеке; в обязательном наличии – офисная осанка, гуттаперчевый взгляд, соловьиный нос, соколиный профиль. Женщин всегда притягивают необъяснимые сочетания нежности и злодейства, коими преисполнены такие знаменитые молотильщики сердец, как коварный Казанова, лилейный Ловелас, достопочтенный Дон Жуан, артистичный Альфонс, жаркий Жигало, фиктивный Франкенштейн, рукастый Фредди Крюгер.
– Зря ты на себя наговариваешь! – Егор вспомнил о том, что наступила его очередь произносить фразу. – Твоя автобиография ничуть не менее любопытна, чем моя. А ну выдерни из толпы того, кто бы смог похвастаться таким же оригинальным жизненным сюжетом, как у тебя. Зря ты принижаешь значимость социально-культурного опыта! Можешь и дальше витать в своих фиалах, но факт остаётся фактом и фактом погоняет!
– Да, Егорушка, вот тебе ещё один факт – рано или поздно все оболочки вернутся к плоти, их породившей. И что, по-твоему, останется?
– Ну, теперь ты меня уже не проведёшь своими провокациями! – Егор создал видимость того, что он диод. – Останется память об их существовании, а также вклад в искусство, культуру и деторождение.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу