Только начали мы зашивать живот, завершив туалет внутри его, как стали возникать крики курьеров, прибывающих из конференц-зала.
«Барсакыч, занятия начинаются. Пора всем в аудиторию». «Вы что не видите — мы не чай пьем!» «Народ ждет, Барсакыч». «Больше что-ли нет никого? Начинайте».
Когда я пришел в зал, занятия уже почти кончились. Александр Витальевич сделал успокаивающий жест, мол, все нормально, но все ж упрекнул шепотком: «Чего ж вы, Борис Исаакович? Лектор-то зав отделом министерства». «Я был нездоров, товарищ генерал». И я засмеялся. Мой смех «Кутузов» не понял и только плечами пожал. Видно, обидел я его. Зря, конечно — думать надо.
Лектор держал в руках халат, какие-то маски, очки, перчатки лежали перед ним на столе: «Если вы обнаружили в доме холерного больного, вы должны помнить о спокойствии населения. А то наденете этот противочумный костюм, выйдите на улицу, словно призраки и всех перепугаете. Сначала надо точно убедиться, что это действительно болезнь опасная. И вас, как инфицированных тоже надо будет в карантин… Знать, понимать и уметь надо, господа коллеги. Нельзя быть троечниками поверхностно думающими».
Я уже не слушал, а вновь стал вспоминать свое военное прошлое.
Ночь не удалась. День-то был спокойный. Всего троих привезли, да к тому же, как у них говорили, с транспортными диагнозами. Напишут, какой-нибудь аппендицит или холецистит иль ещё что-либо достойное больницы. По приезде же оказывается, ну, скажем, запор, а то и всего только старость. Всего только! Эта-то штука вот как раз лечению и не поддаётся. Во всяком случае, не оперируется. А с полуночи повезли для работы. Где-то с двух часов до самого начала следующего рабочего дня Иссакыч из операционной не выходил. Часов в восемь в операционную вошли шеф и Женя Мишкин. Борис уже зашивал живот очередного аппендицита.
— Ну, что мальчики? Что за люди! Не можете без кровопролития. Кончай. Пора на конференцию. Много было?
— Всё, всё. Последний зашиваю.
— Кровь проливать оставь тем вашим. — Шеф засмеялся и пошёл из операционной. — Воинственный народ оказывается. — Хмыкнул уже в дверях.
Борис в предоперационный снял перчатки, сбросил халат, фартук и вымыл руки.
— Ну, всё. Размылся. А ты чего смурной такой? И шеф хихикает не пойму, что он имеет в виду?
— Да ваши полезли войной.
— То есть? Какие наши? Какая война?
— Ну, Израиль шарахнул по Египту. Совсем очумели.
— Не дождались. Я думал египтяне начнут первыми. Они, ведь, уже блокировали Израиль.
— Чего им неймётся? И остальные вокруг включились. Вырежут же всех евреев. Ладно. Их забота. А у меня дома совсем плохо. Прямо, хоть домой не иди. Да мне в больнице и спокойней.
— Долго ты ещё будешь дурью мучиться. Да разведись. Уйди к ней.
— А у неё где жить? Тоже семья. И сын ещё… И её и мой. Всюду труба. Сдохнуть лучше.
— Что ты на самом деле. Радуйся минуте. Эх, Женя! Блядинки малой толики тебе не хватает.
На утренней конференции Борис без проблем сдал дежурство, а вот в ординаторской они застали бурный политический митинг. «Эти евреи совсем обнаглели. Куда они лезут?» «И всю историю они людям жить не давали». «Вот и получат. Воевать вздумали. Торгаши, ростовщики, а туда же».
Борис выскользнул из ординаторской и пошёл на другой этаж к Жене. Там тоже бушевали по поводу этой международной сенсации. Борис вошёл и все замолчали.
— Борь, ребята наши совсем охренели. Ты подумай, радуются, что евреям начищут рыло.
— Так, Евгений Львович, там пощекочут их, так и наши тут попритихнут.
— А что, Махмуд, мы вам здесь сильно мешаем?
— Борис дал себе зарок не лезть в эти споры, но не выдержал.
— Мы ж не о вас, Борис Исаакович. Вы другое дело. Вы ж и не похожи совсем, — робко и извиняюще сказал один молодой ординатор с кафедры.
— Может, вы и не причём, но ваши указания я отказываюсь выполнять пока идёт война, — это уже Махмуд, доктор сириец, работающий на кафедре. — Объявлен газават. Когда с Израилем покончат, тогда будет иной разговор. Нам скажут.
Боря с Женей вышли. Верней Борис резко прекратил разговор и вышел из ординаторской, а Мишкин рванул следом за ним.
— Не обращай внимания. Мало что этот сириец будет тут нам вещать.
Борис пошёл шефу. Махмуд был ординатор, учившийся по обмену, и подчинявшийся не больнице, а кафедре. И Борис Исаакович просил разъединить их. «Так лечить, — сказал он шефу, — нельзя. Отдайте его другому». «Ну, возьми ты» — предложил он Мишкину. «Нет, нет, — взвился Женя — это будет предательством по отношению к другу». «Ну, развели сентиментальниченье! Работать надо. Это ж политика! Занимайтесь делом. У тебя же, Борь, операция. И иди. Мало идиотов что-ли?! — Шеф засмеялся. — А ты не лезь в чужую войну. Лезете вы всюду». «Мне должен ассистировать Махмуд. Как я буду оперировать?» «Беда мне с вами. Слона из мухи делаете. Я его позову сейчас, а ты бери другого в помощь. Может, ты, Женя, поможешь?»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу