Андрей Шляхов - Лев Толстой и жена. Смешной старик со страшными мыслями

Соня смело взялась за наведение порядка в доме, вдохновенно борясь с царившими вокруг беспорядком и разладом. Состарившаяся, и оттого ставшая еще мягче характером, тетушка Туанет окончательно разбаловала слуг и запустила хозяйство. Ее не смущало даже то, что Дев Николаевич жил истинным спартанцем, поглощая ту еду, которую готовил ему вечно пьяный повар, и привычно обходясь без постельного белья.

«Вообще меня поражала простота и даже бедность обстановки Ясной Поляны, — вспоминала Софья Андреевна. — Пока не привезли моего приданого серебра, ели простыми железными вилками и старыми истыканными серебряными, очень древними ложками. Я часто колола себе с непривычки рот. Спал Дев Николаевич на грязной сафьяновой подушке, без наволоки. И это я изгнала. Ситцевое ватное одеяло Льва Николаевича было заменено моим приданым, шелковым, под которое, к удивлению Льва Николаевича, подшивали тонкую простыню. Просьба моя о ванне тоже была удовлетворена».

Молодую женщину, привыкшую к идеальному порядку родительского дома (ох уж эти педантичные доктора с немецкими корнями!), шокировала сонная благостная апатия, в которой пребывала многочисленная челядь, околачивающаяся (иначе и не скажешь) в барском доме. Соня была настойчива, внимательна и требовательна, вскоре в Ясной Поляне начали поговаривать о том, что у молодой хозяйки скверный характер. Слуги вздыхали, поминали добрым словом Татьяну Ерголь-скую, но — подчинялись. Графиня, несмотря на молодость, умела, как принято говорить в наше время, «себя поставить». Первым делом она надела на всех поваров белоснежные колпаки, затем занялась правильной сервировкой столов, подобающей застилкой постелей, наведением чистоты в доме, приведением в порядок прилегавшей к дому территории... Дел хватало.

Льва Николаевича хозяйственные хлопоты умиляли и раздражали. Он был слишком сложной и противоречивой натурой для того, чтобы однозначно воспринимать даже столь, казалось бы, простые и очевидные вещи. О его отношении к «новому порядку» подробно говорится в «Анне Карениной»: «Она, инстинктивно чувствуя приближение весны и зная, что будут и ненастные дни, вила, как умела, свое гнездо и торопилась в одно время и вить его и учиться, как это делать. Эта мелочная озабоченность Кити, столь противоположная идеалу Левина возвышенного счастия первого времени, было одно из разочарований; и эта милая озабоченность, которой смысла он не понимал, но не мог не любить, было одно из новых очарований»

Складывалось весьма гармонично — жена управляла домом, а муж — имением. Однажды Льву Николаевичу пришла в голову поистине прекрасная мысль о том, что, избавившись от нерадивых и вороватых управляющих (увы, идеальных управляющих не существовало и в те благословенные времена), он не только существенно увеличит доходы с имения, но и облегчит положение крестьян. Он рассчитал управляющих и, увлеченный передовыми методами ведения хозяйства, взялся за дело. Да и не просто взялся, а окунулся в него с головой. Толстой пытался привлечь к «большому» хозяйству и жену, но потерпел неудачу: «Лев Николаевич хотел меня приучить к скотному и молочному делу и водил меня на скотный двор. Я старалась смотреть и считать удои, сбивание масла и прочее. Но вскоре от запаха навоза у меня делалась тошнота и рвота, и меня бледную, шатающуюся уводили домой...»

Гармония, правда, выходила какой-то однобокой. «Неужели, кроме дел денежных, хозяйственных, винокуренных, ничего и ничто его не занимает. Если он не ест, не спит и не молчит, он рыскает по хозяйству, ходит, ходит, все один», — писала в дневнике молодая графиня. «Я ужасался над собой, что интересы мои — деньги или пошлое благосостояние», — в унисон с ней записывал муж.

Весной 1863 года Лев Николаевич страстно увлекся пчеловодством. Купил несколько ульев у Александра Исленьева, деда своей жены, прочитал несколько книг, посвященных этой теме, сам делал рамочные ульи и вообще стал считать пчеловодство главным сво -им занятием. Разумеется, все окружающие Толстого, и в первую очередь — его жена, были просто обязаны интересоваться пчелами. Графиня Толстая как могла «старалась проникнуться всей значительностью пчелиной жизни», но у нее это получалось плохо.

«В этом увлечении сказалась вся страстная натура Льва Николаевича, — писала Софья Андреевна. — Во всю свою жизнь он увлекался самыми разнообразными предметами: игрой, музыкой, греческим языком, школами, японскими свиньями, педагогикой, лошадьми, охотой — всего не пересчитаешь. Не говорю уж об умственных и литературных увлечениях: они были самые крайние. Ко всему в данный момент он относился безумно страстно, и если ему не удавалось убедить своего собеседника в важности того занятия, которым он был увлечен, он способен был даже враждебно относиться к нему.