Майкл Ондатже - Призрак Анил

А затем приступить к операции. Как только они сделали надрез, в больницу стали поступать раненые, и они поняли, что «летучая бригада» приступила к работе.

Он, Фонсека и медсестра остались с мальчиком. Сердце размером с гуайяву. Они открыли правое предсердие. Это походило на колдовство. Они возбужденно переговаривались, чтобы убедиться, что делают все правильно. Из коридора доносился грохот каталок, перевозивших оборудование и тела, о состоянии которых они не могли судить. Они услышали, что в тридцати милях отсюда мятежники вырезали почти всю деревню. Нужно послать кого-нибудь туда и посмотреть, не остался ли кто-нибудь в живых. Перед ними лежал ребенок с врожденным пороком сердца. Красивый ребенок. Гамини захотелось снять с него маску, чтобы вновь увидеть его лицо. Черные, полные доверия глаза, смотревшие на него, когда он делал укол, чтобы погрузить ребенка в сон.

Тетрада Фалло. Четыре сердечные аномалии, с которыми мальчик доживет лет до десяти, если его не прооперируют. Красивый мальчик. Гамини не собирался его бросать, предавать его спящего. Он оставил при себе Фонсеку, не позволив ему присоединиться к остальным.

— Я должен идти, меня все время вызывают.

— Понятно. Здесь всего один мальчик.

— Черт, я не это имел в виду.

— Ты должен остаться.

Операция продолжалась шесть часов, и все это время Гамини не отходил от мальчика. Через три часа он отпустил Фонсеку. Сестра поможет ему поставить шунт. Она была тамилкой и работала у них недавно, приехав с мужем в периферийную больницу в прошлом месяце. Гамини, стоя возле мальчика, объяснял, что они будут делать. Мальчика следует согреть с помощью более теплой крови и в ключевой момент убрать шунт. Тетрада Фалло. Раньше в их стране никто не делал эту операцию.

На пятом часу операции Гамини и медсестра развернули в обратном направлении процесс, который они начали с Фонсекой. Молодая медсестра, не глядя на него, ловила каждый его жест, боясь совершить ошибку. Но она действовала безупречно и, казалось, была спокойнее, чем он сам.

— Этот инструмент?

— Да. А теперь сделайте здесь поверхностный разрез длиной три дюйма. Нет, слева.

Она разрезала кожу мальчика.

— Не оставайтесь медсестрой. Вы будете хорошим врачом.

Она улыбнулась под маской.

Как только мальчик оказался в послеоперационной палате, Гамини оставил его на попечении медсестры. Никому другому он не мог его доверить. У него было два пейджера, и он попросил ее связаться с ним, если что-то пойдет не так. Он умылся и отправился в хаос сортировки раненых. Там все, кроме него, были в крови.

На сортировку раненых ушло несколько часов. В операционной врачи работали в белых резиновых сапогах, все двери полагалось держать закрытыми. Время от времени изнемогающий от жары доктор на несколько минут забегал в банк крови, где царила прохлада, и приходил в себя между плазмой и эритроцитарной массой. Гамини вошел в хирургию. Почти в каждом отделении стоял маленький Будда, перед которым горела тусклая лампочка, и здесь он тоже был.

Все выжившие уже находились здесь. На деревушку, стоявшую у дороги на Беттикалоа, напали в два ночи. Гамини принесли девятимесячных близнецов. У каждого были прострелены ладони и правая нога, это была не случайность, а прицельная работа. Их мать убили, а их оставили умирать. Через две недели эти двое детишек были мирными, полными света созданиями. Ты думаешь: «Что они сделали, чтобы это заслужить?» — и потом: «Что они сделали, чтобы это пережить?» Их раны, по сути дела незначительные, остались с ним. Наверное, потому, что были абсолютным воплощением зла. В ту ночь было убито тридцать человек.

Потом Лакдаса отправился в деревню, чтобы произвести вскрытие, иначе родственники не получат компенсацию. Здесь жили одни бедняки. В местных деревнях отец семейства из семи человек зарабатывал сто рупий в день, трудясь в деревообделочной мастерской. Стало быть, каждый из них мог тратить на еду пять рупий в день. Цена ириски. Политиков, приезжавших в провинцию, поили чаем и кормили обедом; их визит обходился в сорок тысяч рупий.

Доктора боролись с травмами, нанесенными всеми политическими сторонами, операционный стол был один на всех. После того как пациента снимали со стола, кровь промокали газетами, поверхность протирали деттолом и клали следующего. Из-за того что часто отключали электричество, даже в более крупных больницах, настоящей проблемой была вода, то и дело заканчивались лекарства и вакцины. Врачам приходилось ездить по деревням в поисках самого необходимого — ведер, мыльного порошка «Ринзо», стиральной машины. «Хирургические зажимы были для нас дороже золота».