Майкл Ондатже - Призрак Анил

Под эту музыку чудесно с кем-то танцевать. Она танцевала под нее в шумных компаниях, пируя с друзьями, излучая энергию, однако сейчас ее действо не похоже на танец, в движениях нет и следа неотделимого от танца внимания к окружающим. Она пробуждает в себе каждую мышцу, пренебрегая всеми жизненными правилами, подчиняя движениям тела весь свой интеллект. Только так она сможет взлететь, перегнувшись назад и сделав сальто в воздухе.

Плотно повязанный вокруг головы шарф держит наушники. Музыка пробуждает в ней неистовство и благодать. Ей нужна благодать, которая бывает здесь только по утрам или после предвечернего дождя, когда воздух легок и прохладен, когда рискуешь поскользнуться на мокрых листьях. Ей кажется, что она способна устремиться прочь из тела, как стрела.

Сарат смотрит на нее из окна столовой. Он никогда не видел этой женщины. Безумица, друидка в лунном свете, похитительница, умащенная маслом. Незнакомая ему Анил. Она также не видит себя в этом состоянии, хотя страстно к нему стремится. Не бабочка в мужском клубе. Не перевозчица и исследовательница костей эта сторона ее натуры ей тоже нравится, как нравится и роль возлюбленной. Но теперь она танцует под неистовую песню о любви, «Coming In From the Cold», [19] Песня Боба Марли с альбома «Uprising» (1980). чтобы выбить из себя чувство потери, страстно протанцовывает риторику расставания с возлюбленным. Полагая, что здраво относится к любви, она предприняла губительные действия против него, против себя, против них обоих, против сладко-горького эроса, которым она наслаждалась и который выплюнула на последней стадии их любовной истории. Слезы приходят легко. Они для нее теперь не важнее пота, не важнее пореза на ноге, полученного во время танца, ее ничто не остановит, ее не изменят ни окрик, ни сладкая улыбка любовника — ни тогда, ни сейчас.

Она в изнеможении останавливается, ни в силах пошевелиться. Она опустится на землю и ляжет на камень. На землю упадет лист. Его шорох сродни аплодисментам. Неистовая мелодия еще звучит, словно кровь, бегущая по жилам еще несколько минут после смерти. Под звуки музыки Анил чувствует, как к ней возвращается разум, зажигая свечу в темноте. Вдох и выдох, и снова вдох и выдох.

В конце недели, в саду перед валаввой , Ананда, усевшись рядом с Саратом, заговорил с ним по-сингальски.

— Он закончил голову, — объяснил Сарат, не поворачиваясь к Анил и продолжая смотреть в лицо Ананде. — Во всяком случае, он говорит, что она готова. Если с ней возникнут какие-то проблемы, нам лучше промолчать: он мертвецки пьян. Никаких замечаний. Иначе он исчезнет.

Она молчала, и мужчины продолжали разговор. Под пение лягушек сгущались сумерки. Она поднялась, направилась туда, откуда доносились звуки, и погрузилась в их перекличку, пока рука Сарата на ее плече не вывела ее из задумчивости.

— Пошли. Посмотрим на нее сейчас.

— Прежде, чем он отключится? Ах да. Никакой критики.

— Спасибо.

— Я ублажаю его. Ублажаю вас. Когда наступит моя очередь?

— Не думаю, что вам нравится, когда вас ублажают.

— Все же делайте это время от времени, в виде одолжения.

Во внутреннем дворе горел факел из прутьев. На стуле стояла голова Моряка. И больше ничего, только голова и она с Саратом.

Отблески огня привели лицо в движение. Однако ее поразило другое — ее, как будто знавшую все физические особенности Моряка, не отходившую от него в его посмертной жизни, пока они передвигались по стране, спавшую всю ночь на стуле, пока он лежал на столе в гостинице Бандаравелы, знавшую следы всех травм, полученных им с детства, — ее поразило, что эта голова не просто воссоздавала его облик, перед ней была неповторимая личность, не менее реальная, чем стоявший рядом Сарат. Как будто Анил наконец-то встретила того, о ком читала в письмах или носила на руках ребенком.

Она уселась на ступеньку. Сарат подошел к голове, потом отступил на несколько шагов и резко повернулся, словно хотел застать ее врасплох. Анил смотрела на голову в упор, привыкая. Лицо Моряка, которое она не слишком часто видела в последние дни, было спокойным. В нем не чувствовалось никакого напряжения. Лицо человека, не испытывающего тревоги. Со стороны такого несобранного и ненадежного человека, как Ананда, это было неожиданно. Обернувшись, она увидела, что Ананда исчез.

— Оно такое безмятежное. — Анил заговорила первой.

— Да. В этом вся проблема.

— В этом нет ничего плохого.

— Я знаю. Он хочет этого от мертвых.