Майкл Ондатже - Призрак Анил

Она ловила ртом воздух, словно задыхалась.

— Вы не заперли дверь.

Да. Все в порядке?

— Здесь в порядке. Я попросил приготовить завтрак. Уже поздно.

— Я встаю.

— Во дворе есть душ.

— Мне что-то нездоровится. Наверно, я заболела.

— Если надо, мы можем вернуться в Коломбо.

Она вышла с куском мыла «Доктор Броннер», с которым путешествовала по свету. Мыло антропологов. Даже под душем она не могла проснуться. Пальцы ног на плите шероховатого гранита, по волосам течет холодная вода.

Она мыла лицо, втирая мятное мыло в сомкнутые веки, затем ополоснула водой. Сквозь банановые листья на уровне плеча вдали голубели горы, расфокусированный прекрасный мир.

Но к полудню ее сразила страшная головная боль.

Ее лихорадило на заднем сиденье фургона, и Сарат решил остановиться на полпути в Коломбо. Ее терзала неизвестная болезнь, бросая то в озноб, то в жар.

Потом, где-то после полуночи, она оказалась в комнате на берегу моря. Она никогда не любила южный берег около Ялы — ни в детстве, ни сейчас. Казалось, деревья растут здесь только для того, чтобы давать тень. Даже луна производила впечатление искусственной.

За обедом она была в бреду, почти в слезах. Казалось, Сарат сидит напротив за столом за много миль от нее. Один из них почему-то кричал. Хотелось есть, но она не могла жевать, даже свое любимое карри из креветок. Она просто отправляла в рот, ложку за ложкой, мягкий теплый дал , потом выпила лимонного сока.

Днем ее разбудил глухой шум. С трудом поднявшись с кровати и выглянув во двор, она увидела обезьян, исчезавших за дальним углом вестибюля. Она не подвергла увиденное сомнению. Каждые четыре часа она пила лекарство от головной боли. У нее солнечный удар, или лихорадка денге, или малярия. Когда они вернутся в Коломбо, она сделает анализы. «Это солнце, — бормотал Сарат. — Я куплю вам широкополую шляпу. Куплю вам шляпу. Куплю шляпу». Он все время говорил шепотом. «Что-что?» — с досадой переспрашивала она. Где обезьяны? Днем, когда все спали, обезьяны воровали с веревок полотенца и купальники. Она молила бога, чтобы в гостинице не выключили генератор. Мысль о том, что вентилятор или душ не принесут ей прохлады, была невыносима. Работал только телефон. Этой ночью она ждала звонка.

После обеда она взяла графин с лимонным соком и со льдом к себе в номер и немедленно заснула. Проснувшись в одиннадцать, приняла еще таблетку, чтобы заглушить головную боль, которая вот-вот должна была вернуться.

Ее одежда была влажной от пота. Потеть. Терпеть. Обсуждать. Вентилятор еле двигался, воздух не достигал ее рук. Где Моряк? Она забыла о нем. Она повернулась в темноте и набрала номер Сарата:

— Где он?

— Кто?

— Моряк.

— Он в безопасности. В фургоне. Помните?

— Нет, я… Там не опасно?

— Это была ваша идея.

Повесив трубку, она проверила, правильно ли та лежит, и вытянулась в темноте. Ей не хватало воздуха. Распахнув занавески, она увидела висевший на столбе фонарь. Люди на темном песке готовили лодки, чтобы выйти в море. Если она включит свет, то покажется им рыбой в аквариуме.

Она вышла из номера. Ей нужна книга, чтобы не уснуть до звонка. Некоторое время она смотрела на полку, потом взяла две книги и быстро вернулась в номер. «В поисках Ганди» Ричарда Аттенборо и биографию Фрэнка Синатры.

Задернув занавески, она включила свет и стянула влажную одежду. В душе, подставив голову под струи холодной воды, она прислонилась к стенке кабины и просто позволила прохладным струям убаюкивать себя. Ей нужен был кто-то — возможно, Лиф, — чтобы петь вместе с ней. Одну из тех песен в форме диалога, которые они всегда пели в Аризоне…

Она с трудом вышла из-под душа и села, мокрая, в изножье кровати. Было жарко, но она не раздвигала занавесок. Тогда пришлось бы одеться. Она начала читать. Когда ей надоело, она взяла другую книгу, и вскоре у нее в голове составился все удлиняющийся список действующих лиц. Свет был тусклым. Она вспомнила, как Сарат говорил ей, что всегда берет с собой в поездки из Коломбо лампочку в шестьдесят ватт.

Она медленно переползла на другой край кровати и позвонила ему:

— Можно мне взять вашу лампочку? Тут свет ужасный.

— Я принесу.

Они разложили на полу листы "Сандей обсервер". У вас есть фломастер? Да. Встав спиной к Сарату, она начала снимать одежду, затем легла рядом со скелетом Моряка. Она осталась в одних красных шелковых трусиках, которые обычно надевала с долей иронии. Они не предназначались для всеобщего обозрения. Она смотрела в потолок, руки на груди. Приятно было лежать на жестком полу, ощущая сквозь газеты прохладу гладкого бетона; то же чувство она испытывала в детстве, когда спала на циновках.