Бен Окри - Горизонты внутри нас

Шагая сквозь знакомый шум и гомон Алабы, Омово почувствовал, как далек он от всего этого. Огни, шум, люди вокруг. Но он оставался глух ко всему этому. Он знал, что всю ночь, даже во сне, его будут преследовать и терзать воспоминания, которые он старался гнать от себя. Глупый дядюшка Маки своим простодушным сочувствием разрушил плотину в душе Омово.

Он ускорил шаг. Песок под ногами остыл. То и дело налетали порывы холодного ветра, приносившие с собой затхлый запах. «Завтра понедельник, — подумал он. — Надо пораньше лечь спать».

Когда он пришел домой, отец зашипел на него:

— До чего же безмозглых, непутевых детей послал мне Бог!

Омово шмыгнул в свою комнату. Но и там не мог успокоиться. День прошел впустую. За целый день он не сделал ничего, что позволило бы завтра назвать сегодняшний день мечтой о счастье. Вдруг его осенило. Он ощутил себя счастливым и отнюдь не бездарным. Он взял альбом для эскизов, три карандаша, фломастер, резинку и снова вышел на улицу. Вслед ему неслось шипение отца:

— Что, опять отправился рисовать чужую жену?

Стоя на веранде, он разглядывал женщин, сидевших поодаль и не спускавших с него глаз. Вокруг с веселым криком и смехом бегали ребятишки. Один мальчуган вдруг заплакал, и Омово подозвал его к себе:

— Ну, кто тебя обидел?

— Они не принимают меня в игру, говорят, я слишком маленький.

Омово погладил мальчугана по волосам, набитым песком, и сказал:

— Хочешь, я тебя нарисую?

Мальчуган кивнул. На заплаканном лице мелькнула улыбка, и Омово опять почему-то вспомнил двух хрупких пташек, летавших над рекой. Он вырвал из альбома лист и сложил его в несколько раз — получились маленькие прямоугольнички. Он объяснил мальчугану, как тот должен сидеть, и стал рисовать. Он работал старательно, без спешки; его острый взгляд порхал с простодушного и в то же время не по-детски мудрого лица мальчугана на бумагу, где он уверенно наносил штрихи. Сначала он никак не мог схватить выражение лица мальчугана, но потом ему это удалось, и дальше все пошло как по маслу. Он настолько увлекся работой, что не замечал ничего вокруг и только потом смутно почувствовал присутствие весело щебетавших ребятишек. Он сделал четыре наброска, изобразив мальчугана в разных ракурсах. Рисунки получились отменные, ясные и выразительные. Он изобразил глаза мальчугана затуманенными от слез, и оттого они приобрели необычайную, трогательную глубину. Мальчуган схватил рисунки и помчался показывать их матери, которая не замедлила явиться, чтобы от души поблагодарить Омово:

— До чего же хорошо он у вас получился. Не сравнить с фотографией. Вот уж спасибо так спасибо. Я обязательно вставлю их в рамочку.

Омово был доволен. Он сделал доброе дело, порадовал женщину, да и вообще, не так уж он и замкнут в себе. Другим мальчишкам стало завидно, и теперь они приставали к Омово, чтобы он нарисовал их тоже. Некоторые из них ревели, катались по земле и со слезами взывали к матерям. Омово нарисовал еще двоих своих любимцев. Рисунки получились не столь удачными, как первые, но зато утешили еще двоих мальчуганов. Остальным он пообещал, что нарисует их как-нибудь в другой раз.

Время шло. Радостное настроение развеялось. Жизнь снова стала будничной. Ощущение подъема прошло. Он вернулся в свою комнату, попробовал читать «Интерпретаторов», но в конце концов его сморила дремота. Однако сонное забытье наступило не сразу. Еще долго он ощущал присутствие темноты и неведомых доселе чувств, обволакивающих его сознание; на мгновение он погрузился в свои мысли. Но потом его пронзил какой-то резкий звук, как будто душа с усилием вернулась в его тело. После этого он провалился в пустоту, которая не была пустотой.

Я видел ее. Она стояла вдали, глядя на меня своими печальными глазами. И нарочито весело улыбалась. Я так хорошо знаю эту ее улыбку. Вот так она всегда улыбалась, вдоволь наплакавшись или терзаясь какими-нибудь тайными муками. Окур рассказывал, что такая же улыбка была у нее, когда она умирала.

Почему она улыбается мне? Я вижу, по щекам у нее катятся слезы, словно серебряные росинки, сбегающие по засохшему коричневому листу.

Мамочка, почему ты отправилась так далеко-далеко, даже не сказав мне куда? Ты не сказала, как добраться до тебя. Не надо стоять так, не надо так улыбаться, приди и согрей меня на своей груди, погладь мне голову, как ты это делала, когда я был маленьким.