Жозеф Кессель - У стен Старого Танжера

Такие я строил планы и такие лелеял мечты в день, когда получил белого ослика в подарок от доктора Эванса. Я продолжал мечтать и строить планы и на следующее утро, и так несколько дней подряд, когда водил ослика на луг. Кто-то из вас удивился, что ни разу не видел меня с ним. Это потому, что мы уходили на рассвете и возвращались поздним вечером. Я старался выбирать самые безлюдные улочки. Я был так счастлив, что это меня даже пугало. Я страшился зависти, таящейся в душах дрянных людей, и опасался дурного глаза. А кроме того, мне хотелось всех удивить, однажды появившись верхом на ослике, в роскошном седле, здесь, на Большом базаре.

Но пока это были только мечты. Седла у меня не было. Но даже будь оно у меня, я ни за что не надел бы его на ослика, потому что хребет и холка у него еще не совсем зажили. Шкура уже начала нарастать, но она была тоньше и прозрачней бумаги, из которой курильщики делают себе самокрутки. Однажды на лугу, сгорая от нетерпения, я попробовал сесть на ослика верхом. Я соблюдал малейшие предосторожности и сделал все, чтобы не причинить ему боли. И вот мой ослик, такой обычно покладистый, начал так сильно брыкаться, что мне пришлось спрыгнуть с него, чтобы не шлепнуться на землю. Ослик потом весь день отказывался со мной играть.

Итак, мне нужно было ждать своего часа — неделю или около того, как сказал доктор Эванс.

А пока я каждый вечер отправлялся на постоялый двор, чтобы пением заработать на седло, которое уже приглядел. Седло было великолепное: все из голубой кожи с множеством заклепок, блестевших так, будто они сделаны из золота.

И там в один из вечеров судьба вновь свела меня с Саудом.

Башир закрыл глаза и замолчал, ожидая услышать, ставшие уже привычными, голоса любопытствующих и пересуды. Но из толпы не донеслось ни единого слова. И, побуждаемый молчанием слушателей больше, нежели потоком вопросов, Башир заговорил вновь:

— Сауд беседовал во дворе с караванщиками — худыми, вооруженными кинжалами людьми, которых я никогда раньше в Танжере не видел. Он не глядел в мою сторону, но я тотчас, еще издалека, узнал его в толпе кочевников и купцов, несмотря на слабый свет фонарей. Только он один, с головой, вокруг которой буйно вились черные блестящие волосы, походил статью на минарет. Сердце мое неистово забилось в груди, и мне, сам не знаю почему, захотелось убежать, но в последний миг что-то меня удержало. Я был восхищен, как этому человеку в столь многолюдном месте удается выглядеть господином над всеми — и над людьми, и над животными.

Минуты оказалось достаточно. Сауд затылком почувствовал мой взгляд и оглянулся. Напрасно я пытался затеряться в толпе — он меня разыскал. Он улыбнулся мне, приоткрыв свои хищные зубы, и я пошел к нему. Поприветствовав меня как равного и распрощавшись с караванщиками, он повел меня, словно какого-нибудь богача, в ресторан неподалеку от крепостной стены. Там он спросил, готов ли я назавтра снова отправиться с ним в Сиди-Касем. Он сказал, что шейх даркава изъявил желание поговорить со мной.

Мне все еще некий дух подсказывал бежать от Сауда. Но я не внял его совету. «Почему я должен отказываться?» — спрашивал я себя. Ослик уже поправился. Что же касается шрамов на его спине, то ему будет полезно не ходить один день на луг, где трава из-за летней жары стала жесткой и колючей. Я думал и о том, как приятно мне будет снова пуститься в путь с Саудом-воином, и об историях, что он мне расскажет, и о диких оливах на песчаной дюне, и о белом куполе, венчающем гробницу святого, и о человеке в зеленой чалме, таком степенном и таинственном.

Мы тронулись в путь на следующий день пополудни. Шли не торопясь: Сауд хотел прийти в Сиди-Касем еще позже, чем в прошлый раз. Кстати, теперь ему уже не нужен был проводник. Он хорошо знал дорогу и часто даже шел окольными тропами, которых я ему не показывал. Судя по всему, он не раз ходил в этот край — один или еще с кем-нибудь. Но он молчал об этом. Не говорил он и о том, где был все то время, пока мы не виделись, и почему хотел добраться до Сиди-Касема непременно за полночь. Я же ни о чем его не спрашивал — просто из вежливости. К тому же, хоть меня и разбирало любопытство, ощущение тайны доставляло мне немалое удовольствие. Ну чего, в самом деле, мне бояться рядом с большим Саудом, что шагает легкой непринужденной походкой, по привычке держась за рукоять кинжала, и вполголоса напевает воинственные песни своего племени?

Иногда я доставал рогатку и подстреливал птичку. Один раз, когда попасть было трудно, но я все-таки попал, мой друг Сауд сказал мне: «Через несколько месяцев, когда мы с тобой опять увидимся, я дам тебе ружье. К тому времени у меня будет много оружия, и я научу тебя стрелять».