Анна Матвеева - Есть!

Загадочный тип вбежал в кабинет с таким видом, будто разорвал финишную ленточку, и Мара Михайловна узнала в нем давнишнего мужа Кирилла, с которым не общалась много лет, даже во имя сладких воспоминаний о первой любви.

– Томирида! – обрадовался Кирилл, усаживаясь в мягонькое кресло и тут же, впрочем, вскакивая, будто там был гвоздик. – Как хорошо, что ты есть в этом мире!

– Хорошо, – согласилась гражданка Винтер и откинула назад смоляную гриву.

Кирилл мечтательно отследил дорогой его сердцу жест и потом развернул к Маре серебряную рамку с фотографией: там улыбались миленькая блондинка и две девчушки с косицами. Одна – в очках. Мара Михайловна поджала губы: как все мамы мальчиков, она слегка недолюбливала девочек.

– Моя семья, – гордо сказал Кирилл, как будто Мара не поняла, что это за личности. Улыбаются. В серебряной рамке! Кирилл почувствовал, что умиления снимок у первой жены не вызвал и резко добавил холодку:

– Давай к делу, Томирида. Помнишь гастроном «Юлия»? Он уж года два как на ремонте.

Гастроном «Юлия» Мара Михайловна помнила четко и неприязненно. В грустную минуту она прикупила в коммерческом магазине кофточку: такое славное букле в зеленовато-рыженьких тонах. И прямо с нераспакованной кофточкой пришла в «Юлию» за провиантом. Там Мару ждал сбывшийся кошмар всех женщин мира: кассирши «Юлии» сидели на своих местах в униформе, и униформой было то самое букле, которое купила злосчастная Мара.

Разумеется, она не стала рассказывать эту позорную историю Кириллу: Мара Михайловна была чересчур женщиной для такой некрасивой, пусть и забавной откровенности. Она просто сказала, что «Юлию» – помнит. А Кирилл в ответ заявил, что удачно перекупил по случаю этот гастроном со всеми его коварными кассиршами и планирует написать на обломках советского пищеторга имена новых деликатесных продуктов. То бишь открыть громадный, но гурманский магазин.

В нашем городе к тому времени был всего один магазин хорошей снеди – там продавали и маленькие пельмешки, и заморский фрукт, и Марины любимые горькие шоколадки. Но все это был не тот уровень для разбогатевшего Кирилла.

– Я вижу, – размахивал он руками, как ясновидец, – громадный зал с корзинами на колесиках (Мара затрепетала), с яркими упаковками, с вечно свежими бананами. И чтобы играла несложная классика, и нежные дамы выбирали нужный сорт…

– …картошки! – неудачно подсказала Мара, и Кирилл поморщился. Еще нарастил себе изысканности!

– Ну пусть даже картошки, – согласился бывший муж и продолжил живописание. В магазине его мечты будет целый отдел новомодных йогуртов, которые Мара тоже очень любила и покупала с рук у торгашки, возившей «Данон» из Москвы. Будет там и какой хочешь чай, и кофе в зернах, и сливки в крохотных баночках, и собственная пекарня, и гриль, и сыр любой, какой привидится: – А то, знаешь, Томирида, был я недавно в Швейцарии, зашел в обычную фромажерию, и так стало мне там плохо и обидно за нашу родину и наших людей!

Кирилл скорбно покачал головой, не подумав объяснить Маре, что такое «обычная фромажерия», – он, как некоторые писатели, предпочитал не давать ни сносок, ни комментариев: типа мы с вами знаем, о чем идет речь, а если не знаем… вам же хуже! Мара Михайловна и забыла, как угнетала ее эта снобская привычка, – но сейчас вдруг почувствовала, что не обижается. От аппетитных грез Кирилла ее начала мучить голодная алчба.

– Давай перекусим, чем Бог послал, – очень кстати предложил Кирилл и снял телефонную трубку.

В кабинете тут же появился Саныч, совмещающий в себе сразу несколько трудовых талантов, и умело накрыл посланный Богом стол. Голодным оком Мара отследила маленькие квадратные бутерброды с селедкой, модные крабовые палочки, крекеры и шоколад «Баунти», реклама которого набила синяки на ушах целого поколения. А Саныч несся к ним с чайником и с бутылкой коньяка!

– У тебя по-прежнему хороший аппетит, – заметил Кирилл, когда Мара закончила жевать последнюю шоколадку.

Вначале она возмутилась, решив, что бывший муженек намекает на ее полную фигуру, но потом перевела взгляд на фотографию нынешней супруги и поняла: супруга была худая, как виселица, и Кириллу в ней явно не хватало мягкости – нежной, подушечной женской мягкости, которая сопровождала Мару по жизни, нравилось это ей или нет.

Прощались бывшие муж и жена смущенно, будто не ели вместе, а занимались чем-то значительно менее пристойным. Кирилл сделал Маре официальное предложение занять пост директора «Юлии», а Мара, не ломаясь, согласилась. Она знала, что справится.