Анна Матвеева - Есть!

Сначала Шушунна записывала гребенщиковские песни на прямоугольные кассеты TDK с двумя дырочками – дырочки смотрели на нее, вращаясь, как два инопланетных глаза. Потом Авшалум – единственный почти близкий человек в большой семье – привез из Москвы виниловую пластинку «Равноденствие». Это было громадное событие – примерно такое же, как окончание школы и развал страны СССР.

В памяти Шушунны Амирамовой и всех ее ровесников юность оказалась навеки соединена с большой переменой: не школьной, а жизненной. На детей в стране тогда ни у кого не хватало времени – одни пытались удержаться на плаву, другие поспешно тырили народные богатства, третьи впрыгивали в последний вагон разогнавшегося поезда. Большая семья Амирамовых готовилась к перелету всем журавлиным клином в другую, но тоже восточную страну.

– Денег-то хватит, даже если еще одну семью захотим вывезти, – грустно хвасталась Шушунна на выпускном вечере.

Они с Ириной Ивановной сидели в кабинете физики. Из актового зала неслись громкие барабанные выстрелы и многоногий топот. Эта музыка ничем не напоминала «Аквариум».

– А я бы на твоем месте радовалась, – сказала Ирина Ивановна. – Увидишь новую страну, начнешь совсем другую жизнь.

Шушунна смотрела на Ирину Ивановну, как в чужую тетрадь, где написано правильное решение задачи. Смотрела-смотрела и вдруг поняла, что учительница ее на самом деле не так уж молода, как им всем всегда казалось. На лбу – пять тонких морщин. Глаза – усталые и серые, словно мокрый пепел. И рука, которой Ирина Ивановна теребит бусики, лежащие на платье, словно камушки на еврейской могиле, совсем не похожа на руку молодой женщины.

– Я вот уже никогда, наверное, не смогу отсюда уехать, – продолжала Ирина Ивановна, оставив наконец в покое несчастные бусики. – Я ведь в Махачкалу из Питера уехала по принципу «Лишь бы прочь, а куда – все равно» и больше не хочу так.

– У вас в Питере была несчастная любовь? – обмирая, спросила Шушунна. Любовь – да еще в Ленинграде! – казалась ей абсолютным оправданием жизни. Пусть и трижды несчастная.

Учительница склонила голову набок. Конечно, была, зачем об этом спрашивать!

– Здесь, в Дагестане, я почти вылечилась – мне воздух помог и все вы. И ты, Шушунна, конечно, ты всегда была моей любимой ученицей. Если я уеду из Махачкалы, вся питерская боль вернется – будто она ждет меня там и никуда не делась. А здесь она до меня не доберется. Пойдем, Шушунна, – спохватилась Ирина Ивановна, – потеряют нас.

Шушунна неохотно вышла из класса. Выпускной бал гремел и, будто юность, даже и не думал заканчиваться. Живая роза, приколотая к платью, поникла и растеряла половину лепестков. «Как Ирина Ивановна», – подумала Шушунна.

Дома все только и делали, что собирались в дальний путь и занудно обсуждали, что брать с собой, а что (и кого) не брать. Например, старые бабушки – четыре с материнской стороны и шесть с отцовской – ехать категорически отказались, и Шушунниным отцу с мамой приходилось уговаривать их вместе и порознь. «Легче бревна катать!» – в сердцах говорила мать.

Шушунна бабушек понимала – ей самой ужасно не хотелось в Израиль – если бы ее спросили, она выбрала бы Ленинград. Поступила бы в педагогический и ходила бы на все концерты Идола.

Что еще надо человеку? Но человека Шушунну никто не спрашивал. Она промаялась все лето, присматривая за младшими сестрами.

Накануне 1 сентября и за месяц до назначенного отъезда Шушунна гуляла с подружками в парке и встретила Ирину Ивановну. Она тоже была не одна – с мужчиной. Шушунна поздоровалась с учительницей, потом перевела взгляд на ее спутника. И задохнулась – как рыба, выпавшая из аквариума, начала хватать ртом бесполезный невкусный воздух.

Сейчас, глядя за стекло аквариума в японском ресторане, безвозвратно взрослая Шушунна с улыбкой вспоминает себя, девочку-рыбу. В аквариуме плавает любопытная ржаво-красная рыбка с изумленно раскрытым ртом, и маленький сын Шушунны по-детски жестоко показывает рыбке недоеденный кусочек сасими: «Я хочу, чтобы ты знала свое будущее…» Шушунна о своем будущем не догадывалась, да и не было у нее шансов что-то изменить.

Спутник Ирины Ивановны оказался похожим на Идола Гребенщикова Б.Б., будто младший и любимый брат. И говорил – здоровался – так же, быстро-ласково, по-питерски. Шушунна помнила голос БГ по «Музыкальному рингу», и на записях некоторых он говорил, не пел: «…Это песня о любви. Не о любви между мальчиком и девочкой, а про более… глобальные вещи».

Читать дальше