Джин Сэссон - Майада. Дочь Ирака

Он бросил трубку, посмотрел на Майаду и заорал:

— Чего ты надеялась добиться своим предательством?

Майада, услышав слово «предательство», заплакала еще сильнее; она знала, что подобное обвинение в Ираке означает неминуемую смерть. Она прижала руку к горлу и пролепетала:

— Что вы имеете в виду?

— Вы, подонки, еще осмеливаетесь печатать листовки против правительства! — громко крикнул он.

Майада не поняла, о чем он говорит. Маленькая типография никогда не получала заказа на изготовление листовок, даже если бы ее попросили об этом, она бы отказалась. Она знала, что подобные вещи привлекут внимание тайной полиции Саддама, что повлечет смерть всех мужчин, женщин и детей, имеющих какое-либо отношение к ее мастерской. Только революционеры, мечтающие свергнуть Саддама, решались на подобные противозаконные действия. А она была законопослушной гражданкой, которая старалась держаться подальше от политических дрязг.

Она в ужасе смотрела на беловолосого мужчину. Тот заорал:

— Уведите эту паршивку! Я поговорю с ней позже.

Майаде стало страшно при мысли о том, что он имеет в виду. Но потом она задумалась о Фей и Али. Когда в Ираке арестовывают человека, его детей тоже часто бросают в тюрьму и пытают. Майада собралась с духом и спросила беловолосого мужчину:

— Куда меня поведут?

Он посмотрел на нее и крикнул:

— В тюрьму!

Майада, помнившая о славной истории своей семьи, нашла в себе смелость спросить:

— Пожалуйста, могу я сделать один телефонный звонок?

Майада происходила из известной семьи. Она знала, что каждому иракцу известно, каким уважением пользовались ее предки. Повинуясь инстинкту, она осмелилась даже пригрозить, добавив:

— Сальва аль-Хусри — моя мать.

Мужчина приподнялся на носках и, застыв в этой глупой позе, воззрился на нее. Раздумывая, что ответить, он так и стоял на цыпочках. В любой другой момент Майада, увидев эту странную позу, рассмеялась бы, но сейчас чувство юмора ее оставило. И все-таки у нее мелькнула надежда. Неужели беловолосый мужчина не знал, кто она такая? Он явно удивился, и у нее появилась надежда, что теперь события будут развиваться по-другому.

Майада сказала:

— Рано или поздно вам придется за это ответить. У моей матери много знакомых среди высоких чинов.

Мужчина медленно опустился на пятки. Но он все еще раздумывал. Затем, не говоря ни слова, передал ей телефон.

Майада увидела, как бледны ее дрожащие руки: казалось, кровь отхлынула от них. Она взяла телефон и набрала домашний номер, молясь о том, чтобы дети ей ответили и чтобы их не арестовали. В трубке раздавались длинные гудки.

Никто не отвечал.

Не глядя в лицо человека, она поборола панику и набрала телефон во второй раз, полагая, что, волнуясь, в первый раз сделала это неправильно.

Телефон звонил, а мужчина стоял рядом, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую.

Вдруг он выхватил трубку из рук Майады. Страх, который она испытывала во время бомбежек, когда шла война, нельзя сравнить с ужасом при мысли о том, что тайная полиция схватила Фей и Али. Никто ей так и не ответил. Ухмыльнувшись, седовласый мужчина жестом показал, чтобы она уходила.

Майаде пришлось во второй раз пройти мимо заключенных, которые на корточках сидели в коридоре. Она немного успокоилась при мысли о том, что ее, по крайней мере, нет среди них. Самое ужасное, что никто за пределами тюрьмы Баладият не знает, где она находится.

Двое охранников достали из карманов брюк одинаковые солнцезащитные очки и надели их. Они окружили ее с боков и потащили вперед. Надзиратели с непроницаемыми лицами толкали ее в плечо, чтобы понудить идти быстрее. Они вышли из здания, и ее повели по территории тюрьмы.

Майада никогда не бывала здесь раньше и теперь сравнивала новый комплекс со старой штаб-квартирой тайной полиции, которую несколько раз посещала в 1980-х годах, когда ею руководил друг семьи и наставник доктор Фадиль аль-Баррак. В то время она понятия не имела о том, что место, куда она приходила, таило в себе столько ужасов. Майада знала, что доктор Фадиль, как она его называла, отвечает за безопасность Ирака: он защищал страну от опасных оппозиционеров и террористов. Когда она приходила к нему в штаб-квартиру тайной полиции, они обсуждали его книги или говорили о ее журналистской карьере.

Теперь Майаду переполнял стыд, оттого что благодаря знакомству с доктором Фадилем она занимала привилегированное положение. Сейчас она понимала, что он заведовал местом, где были замучены до смерти тысячи иракцев. Она обманывала себя, не желая видеть постыдных действий правительства; юношеская наивность не позволяла ей видеть правду. Она сравнивала то, что видела в старой штаб-квартире, с тем, что окружало ее в новой тюрьме. Все было по-другому, и новые здания отражали эти изменения.