Джин Сэссон - Майада. Дочь Ирака

Доктор Саба быстро подбежала к Самаре и, заикаясь, произнесла:

— Эта женщина не может двигаться. Она ранена.

— Выходите! Все!

Зная, что пощады ждать тщетно, доктор Саба и Муна подняли Самару, придерживая ее с боков, так что ее ступни едва касались пола. Другие женщины-тени быстро столпились у двери, и Майада оказалась в толпе.

Главный надзиратель ждал их у выхода из камеры. Это был высокий грузный мужчина с широкой грудью. Он окинул их яростным взглядом и громко заорал:

— Встаньте в ряд! Ровно!

Майада всем телом тряслась от страха.

— Встаньте ровно! — Он посмотрел на каждую из них. — А теперь идите в конец коридора. Быстро!

Женщины-тени стояли так близко, что касались друг друга сзади и спереди — ряд испуганных женщин.

Майада стояла за Рулой, а за ней стояла Иман.

— Вперед!

Они быстро подошли к концу коридора, и их, словно овец, провели через узкую дверь. Когда они оказались внутри, то дружно вздохнули. Странная комната представляла собой пещеру с черными неровными стенами. На полу стояли ведра, контейнеры, доверху наполненные мочой. Человеческие экскременты были навалены огромной кучей.

— Здесь они казнят арестованных! — выкрикнула Самара.

Женщины-тени закричали от страха.

Матери звали своих детей. Те, у кого детей не было, звали матерей.

Вошли еще несколько дюжих охранников. Они стали бить женщин резиновыми дубинками и деревянными палками, чтобы те выстроились у стены.

Несколько сокамерниц Майады закричали:

— Сейчас нас убьют!

Майада готовилась к смерти. Она громко взмолилась:

— Господи, прости меня за все плохое, что я сделала. Пожалуйста, позаботься о моих детях. Сделай так, чтобы они могли бежать из Ирака и жить спокойно.

В воздухе слышались стоны и горестные вопли.

В темноте слабым и тонким голосом запела Самара. Она напевала грустную колыбельную, которой было много сотен лет, изменив слова, чтобы они подходили к этой минуте:

Несколько голосов стали тихо подпевать ей, подхватывая слова. Женщины продолжали петь, когда в комнату вошли еще пять охранников. Они прижимали к бокам винтовки.

— Лицом к стене! — крикнул надзиратель. — Приготовьтесь к смерти!

Сокамерницы стопились в кружок, рыдая и цепляясь друг за друга. Две пожилые женщины упали в обморок.

Три или четыре охранника подлетели к ним и стали таскать за волосы и бить кулаками по лицу. Болезненные стоны смешивались с криками других арестанток и хохотом надзирателей.

Майада чувствовала, что теряет сознание. Значит, Бог пожелал, чтобы так она провела последние мгновения на земле. Она закрыла глаза и закрыла лицо руками. Ей ничего не оставалось, как готовиться к смерти.

Охранник хрипло выкрикивал:

— Молитесь вашему Богу, если хотите. Но Он вас не услышит. Сегодня я ваш Бог!

Он смеялся не переставая:

— Я ваш Бог!

Другие мужчины смеялись вместе с ним.

Смех эхом отражался в углах комнаты.

Майада, слыша его, сходила с ума. Она затаила дыхание, ожидая, что пули пронзят ее тело.

Вдруг раздалось несколько щелчков.

Охранники готовились стрелять.

— Мама! Мама! — крикнула Сара.

Охранник ударил ее по лицу.

Муна рыдала и цеплялась за шею Майады.

— Я не хочу умирать. У меня есть ребенок, ему нужна мать. Я слишком молода, чтобы умирать!

Майада судорожно думала. Что она почувствует, когда пули окажутся в ее теле? Будет ли ей больно? Или она сразу потеряет сознание?

Мужчины хохотали.

Женщины-тени ждали смерти.

Грянули выстрелы.

Женщины продолжали ждать.

Наконец Майада открыла глаза и, не двигаясь с места, осторожно повернула голову.

Винтовки в руках охранников направлены в пол.

На них смотрела только камера.

Другие женщины тоже стали открывать глаза и оборачиваться на охранников.

— Повернитесь, — приказал мужчина с камерой. — Лицом.

Майада замерла. Возможно, оператор собирается снять их расстрел? Она знала, что правительство часто снимает казни. Может, ее смерть покажут по телевизору? Значит, так дети узнают о том, что она умерла? Из телевизионного шоу?

— Вы мерзкая шайка! — прокричал надзиратель. — Он плюнул на землю, словно выражая отвращение при виде их ужаса. — Я благодарю Аллаха за то, что моя жена, сестры и дочери сидят дома и не знают, как покупать продукты на рынке. — Он имел в виду, что они такие набожные, что не выходят на улицу. — А теперь посмотрите на себя, вонючие преступницы! Вы — позор своих семей. Трусихи!