Пол Остер - Книга иллюзий

Все-таки я…

Никаких все-таки. Продолжай.

Гектор сломался. Шли месяцы, а он ни к чему не притрагивался. Сидел в полной прострации, или часами смотрел в окно, или тупо разглядывал свои руки. Не буду говорить о переживаниях Фриды, но он был более хрупким, незащищенным. Ей хватило ума понять, что это была трагическая случайность, у их мальчика оказалась сильнейшая аллергия на пчел. Но Гектор видел в этом наказание свыше. То была расплата за счастье. Жизнь долго ему улыбалась, и вот теперь судьба решила его наказать.

Снимать кино – это была Фридина идея? Получив наследство, она уговорила Гектора взяться за старое?

В общем, да. Он был на грани нервного срыва, и надо было что-то делать. Спасая его, она ведь спасала их брак, спасала свою жизнь.

И Гектор дал себя уговорить?

Не сразу. Но когда она пригрозила, что уйдет от него, он сдался. Не без внутреннего облегчения, добавлю. Он отчаянно соскучился по работе. Десять лет ему снились точки съемки, постановка света, сюжетные идеи. Это было то, чем он по-настоящему хотел заниматься, то, что составляло смысл его жизни.

Ну а как же слово? Ведь он нарушил свою клятву. У меня это как-то не укладывается в голове – исходя из того, что я о нем услышал.

Он оказался мастером словесной казуистики и хорошим адвокатом дьявола. Если в лесу упало дерево и никто этого не слышал, были треск и грохот или не было? Если человек снял фильм и никто его не видел, фильм есть или его нет? Такое он придумал оправдание своим действиям. Он будет снимать картины, которые никогда и никому не покажет, он будет делать кино ради кино. Тотальный герметизм. И от этого принципа он ни разу не отступил. Вообрази, ты знаешь, что ты в чем-то преуспел, настолько преуспел, что мир был бы потрясен, увидев твои работы, и, зная это, ты скрываешься от мира. То, что предпринял Гектор, требовало колоссальной самоотдачи и самоотречения – и немного безумия. Они оба слегка безумны, Гектор и Фрида, но чего они при этом добились! Эмили Дикинсон писала в безвестности, но она пыталась напечатать свои стихи. Так же, как Ван Гог пытался продать свои картины. Насколько мне известно, Гектор первый, кто создавал свои произведения с сознательным, обдуманным намерением их уничтожить. Да, Кафка наказал Максу Броду сжечь его рукописи, но когда дошло до дела, у того не хватило духу. У Фриды хватит, можно не сомневаться. Как только Гектор умрет, она спустится в сад и все сожжет – копию за копией, негатив за негативом, кадр за кадром. Стопроцентная гарантия. И, кроме нас двоих, даже не останется свидетелей. Сколько же он снял фильмов? Четырнадцать. Одиннадцать полнометражных и три часовых.

Вряд ли это были комедии, или я ошибаюсь? «Отчет из антимира», «Баллада Мэри Уайт», «Путешествие в скрипториум», «Засада в Стэндингс» – вот лишь несколько названий. Ну как, смешные?

Водевильными их точно не назовешь. И все же, я надеюсь, эти фильмы не слишком мрачные?

Смотря что ты вкладываешь в это слово. По-моему, не мрачные. Скорее серьезные, часто довольно странные, но не мрачные.

А что ты вкладываешь в слово странные?

Эти фильмы очень личные, земные, приглушенные. Но при этом в них всегда присутствует фантастический элемент, поэзия со сдвигом. Гектор ломал каноны. Он позволял себе вещи для кинорежиссера того времени недопустимые.

Например?

Например, закадровый голос. В кино повествовательность считается слабостью, знаком того, что зрительные образы не работают, Гектор же часто делал на ней упор. В «Истории света» вообще нет диалога, только авторский текст, от начала до конца.

Что еще он делал не так? В смысле, намеренно не так?

Поскольку коммерческий прокат ему не грозил, он не был скован никакими ограничениями. Пользуясь свободой, Гектор исследовал то, о чем в сороковые и пятидесятые не принято было говорить. Обнаженные тела. Грубый секс. Роды. Физические отправления. В первые минуты это может шокировать, но шок быстро проходит. В конце концов, это сама жизнь, просто мы не привыкли видеть ее на экране, поэтому несколько секунд мы молча отмечаем про себя эти сцены. Для Гектора они не были самоцелью. И когда ты работаешь без границ, все эти так называемые табу и сексуальные откровения органично вписываются в общий контекст фильма. В каком-то смысле эти сцены были формой самозащиты – на случай, если бы кто-то попытался украсть копию. Гектор снимал с гарантией, что его картины никогда не увидят свет.

И твои родители действовали с ним заодно?