Сергей Ведерников - Пятицарствие Авесты

— Старый шевалье, отец Маргариты, хотя и был хорошим, верным вассалом, фактически другом моего отца, но, как видишь, не совсем рад, что я буду его зятем; и если бы не упорство Маргариты, это вряд ли случилось бы. А мы обвенчаемся завтра или послезавтра, в общем, скоро.

— Ну что же, буду рад погулять на твоей свадьбе.

Они выехали к берегу реки; обоз был уже далеко, но им незачем было торопиться, а поскольку погода была благодатная, то решили искупаться. Спешились и, раздеваясь, Генрих спросил:

— Перед утром я слышал, как ты стонал во сне. Тебе что-то снилось?

— Сиденье под головой было жестковато, — пошутил Анри, а сам подумал, что даже с таким другом, как Генрих, не хотел бы делиться мыслями о том, что происходит с ним иногда и чего он не может объяснить даже сам себе. Когда это началось, он знал точно, а один такой случай помнил как сейчас. Он сидел за столом, было светло от восковых свечей, что горели кругом, но ему было страшно, было невыносимо страшно от ощущения невероятного, ощущения невыразимого, пугающего своей бесконечностью, и в то же время от ожидания того, что эта бесконечность вдруг должна кончиться, что приводило в еще больший ужас. Это случалось три раза, и два из них в детском возрасте, после чего из него пытались изгонять дьявола монахи Клерво, но помогли лишь травные настои, приготовленные местной старухой-знахаркой, опекавшей его потом до самой своей смерти. И вот сейчас произошел третий случай, ничем, вроде бы, не вызванный, однако такой же неожиданный; не зная, как объяснить происшедшее ночью, поскольку не в состоянии был объяснить происшедшее с ним ранее, он, как и ранее, просто решил оставить это без ответа.

Плескались беззаботно, как дети, радуясь великолепному дню, распростершему над ними свои объятия, прохладе реки, обнимающей их, солнечному свету, обволакивающему и пронзающему их, они забыли о том мире, где находились: где без беды не бывает счастья.

Не спеша одевшись, сев на коней с намерением не торопясь продолжить свой путь, они вдруг увидели, что навстречу к ним сумасшедшим галопом приближается всадник, в котором Анри разглядел одного из своих слуг; еще не зная, чем вызвано его появление, он почувствовал вдруг, как словно что-то оборвалось внутри и скатилось в пропасть, а в глазах потемнело и стало трудно дышать. Слуга резко осадил лошадь и стоял молча, тяжело дыша.

— Говори! — хрипло приказал Анри.

— Беда, господин! Маргарита повесилась.

Уже понимая, что произошло самое худшее из того, что и предположить было невозможно, Анри вцепился в гриву коня, боясь упасть на землю; наконец, взяв себя в руки, сказал Генриху:

— Поехали быстрее.

Они скакали тем же галопом, каким приближался к ним недавно слуга, отставший теперь, очевидно, загнав лошадь. В голове у него была только одна мысль: «Почему?»

Скакавший рядом Генрих молчал, как молчал и Анри, понимавший, что спрашивать слугу не имело смысла, поскольку тот не мог знать всего, но понимавший также, что дальнейшие известия будут ещё тяжелее.

У ворот замка с недостроенной ещё стеной небольшой группой стояли все вернувшиеся из похода его люди, молча наблюдая за господами. Они въехали в замок с безлюдным двором, подъехали к донжону, внутри которого их встречали испуганные слуги, а перед комнатой Маргариты он встретил плачущую её служанку, упавшую вдруг к его ногам. Невеста лежала в своей постели — аккуратно прибранная, чисто одетая, со сложенными на груди руками, со спокойным, уверенным и таким прекрасным и милым ему лицом. Анри показалось, что она вот-вот откроет глаза и улыбнется навстречу его приходу, но ничего не произошло: веки её не дрогнули, не шевельнулся ни один мускул на лице. У её изголовья сидел, рыдая, её отец, старый уже и немощный шевалье, поднявший голову при появлении Анри, опустившемуся на колени перед постелью невесты. А тот, погладив её белокурые волосы, бесконечно дорогое ему лицо, зарыдал от спазма, тяжело и надолго сдавившего горло, хотел поднять кусок ткани, прикрывшей её шею, но не решился и вдруг встал и взглянул на тестя. Он не спросил ничего, но тот, понимая, о чем он хочет спросить, сказал тихо:

— Право сеньора.

— Что?! — задохнулся Анри. — Ведь мы даже не обвенчались.

Чувствуя, как в нем вскипает ярость, он вышел из комнаты, подозвал служанку:

— Рассказывай, как это случилось.

Та, плача, всхлипывая и сбиваясь, рассказала, что прошлым вечером прискакали слуги графа де Монтбарда с приказом Маргарите прибыть к нему в замок, мотивировав этот приказ правом первой брачной ночи. Очевидно, понимая, что никто не сможет противиться прибывшим, поскольку все воины были в походе, да к тому же такое право было в ходу, Маргарита молча повиновалась приказу и уехала с прибывшими за ней слугами графа. Утром её привезли обратно двое из тех же слуг. Она прошла к себе, а потом позвала меня и попросила приготовить ей воду, чтобы помыться.