Сергей Ведерников - Пятицарствие Авесты

Разоружив грабителей, он отпустил уцелевших вассалов по домам, снабдив их подводами для раненых и погибших, а их раненого сюзерена под стражей отправил в Дижон — ожидать суда Фридриха. Остановившись на перекрестке, Анри отослал посыльного в монастырь с донесением о победе, а сам предложил рыцарям снять доспехи и, поделив добычу, разъехаться по имениям. Наградив отличившихся из своей части добычи и особо выделив четверых лучников, вооруженных тяжёлыми луками со стрелами, пробивавшими броню рыцарских доспехов, он ещё раз поблагодарил воинов за службу, и отряд разделился на перекрёстке, с тем чтобы разъехаться по домам. Попрощавшись и отстав от обоза, Анри в сопровождении друга Генриха, шевалье и своего вассала, налегке, без доспехов, не спеша, продолжал путь домой.

— Ты не в обиде, что я наградил за твоей спиной твоего Жака?

— Ну что ты! Я и сам подумываю, как помочь его семье.

— Жаль, что многие из наших воинов воюют босыми. Но если бы не лучники, мы не обошлись бы без потерь.

— Да… — задумчиво произнес Генрих. — Когда они построились для атаки… когда противник построился, — поправился он, — я начал молиться во спасение.

— Атака лучников оказалась решающей: надо же, в самом начале боя вывести из строя пять рыцарей, причем трое были убиты, я уже не говорю о потерях пешего противника. Остальные видели это, что и решило исход сражения — нашей атаке они не долго сопротивлялись.

— Ты мне вот что скажи: как тебе, Анри, пришла мысль изготовить такие мощные луки?

— Знаешь, однажды в какой-то стычке в меня попала стрела; выстрел был очень сильный, стрела пробила латы, но наконечник вошел в броню лишь наполовину, что и спасло меня. Тогда я и подумал использовать в качестве лучников очень сильных воинов, а лучше изготовить луки, с которыми управились бы два или даже три человека.

— Ты думаешь, у Фридриха не будет неприятностей с нашим королем после этого боя?

— Хозяйка в Бургундии больше наша графиня Беатрис, жена Фридриха. Я не думаю, что будут проблемы.

Столкновение произошло на нашей территории, свидетелей нападения много, среди них и настоятель монастыря, а это авторитетный свидетель.

— Все-таки мне никак не понять, почему граф де Монтбард решил поручить это дело только нам, тебе, я имею в виду? Проще же было собрать ополчение более значительное, без риска на поражение.

— Мне тоже не дает покоя этот вопрос, но, кажется, я знаю ответ: сюзерен недолюбливает меня, у нас с ним натянутые отношения. Ему не нравится, что Беатрис благоволит мне, учитывая заслуги моих предков; но и она вынуждена с ним считаться после его женитьбы на Лукреции, её родственнице, поэтому, вредя мне, граф ничем не рискует; а наши отношения заметно ухудшились после его свадьбы, и это странно.

— Думаешь, он рассчитывал на наше поражение?

— Моя ли гибель, наше ли поражение — ему выгодно и то и другое.

— Неприятная, однако, ситуация, но говорят, что Лукреция не любит его и близко не подпускает к себе? Она даже в первую брачную ночь ночевала отдельно от него, а потом и вовсе отделила своё жилье от других зданий замка подъёмным мостом.

— Это ничего не значит: граф богат, вассалов у него много — Беатрис вынуждена с ним считаться.

— Ну а как же твоя свадьба с Маргаритой?

— Ты же знаешь, что уже всё готово к ней, и мы намеревались обвенчаться неделю назад, но тут как раз этот поход. Впрочем, венчание было назначено уже давно, но отец Маргариты воспротивился.

— Почему? — удивился Генрих.

— Он всегда относился настороженно к нашему роду и, как истинный бургунд, считал, что его красавица-дочь должна выйти замуж только за бургунда.

— Я слышал, что твой предок был греком, но какое это имеет значение?

— Не для всех это выглядит так, как для тебя.

— А как же это произошло?

— Мой род, по преданию, восходит к ветеранам Александра Македонского, поселившимся в Сирии. Еще двести лет назад у нашей семьи были там земельные владения, но при Василии Болгаробойце, императоре Византии, мусульмане захватили их. Род обеднел, а во время Первого Паломничества к кресту мой дед, тогда еще молодой, оказал какую-то значительную услугу крестоносцам, и в благодарность за это герцог Норманнский просил императора Алексея Комнина отпустить его во Францию. Здесь он был принят королем, и ему был дан титул графа, а пройдя оммаж и инфеодацию, он стал вассалом герцога, однако позднее отец сменил сюзерена.

Он помолчал немного, потом добавил: