— Мне подбросили кокаин.
— Я знаю.
— Ему это с рук не сойдет.
— Не сойдет, — соглашаюсь я. — Дональд вытащит тебя отсюда.
— Еще бы он меня не вытащил!
— Он… он этим занимается. Так что тебе не о чем беспокоиться. Скоро тебя отсюда выпустят. Очень скоро.
— Я должна сказать тебе нечто страшное. Все наши деньги — они пропали. Их украли у меня здесь, в полиции. Он сказал им, что со мной нужно сделать, и они это сделали. И еще смеялись надо мной. И лапали.
— Элен, скажи мне честно… Мне нужно знать. Нам всем нужно знать. Когда тебя отсюда выпустят, хочешь ли ты остаться у Дональда? Поселиться у него? Он сказал, что присмотрит за тобой, обо всем позаботится…
— Нет! Ни в коем случае. Прошу тебя, не оставляй меня здесь! Джимми меня убьет!
На обратном пути Элен пьет до тех пор, пока стюардесса не отказывается ей наливать.
— Готова поспорить, ты мне даже не изменял, — говорит она. На нее внезапно нашло игривое настроение. — Да, готова поспорить, — повторяет она, безмятежно спокойная под одурманивающим воздействием виски, которое уже развеяло недавние ужасы заточения и прогнало страх перед неизбежной местью Джонни Меткафа.
Я не даю себе труда ответить на этот вызов. О двух ничего не значащих совокуплениях минувшего года не стоит и заикаться: услышав имена ничтожных соперниц, Элен просто-напросто расхохочется. Не тронет ее и признание в том, что измена с женщинами, не обладающими сотой долей ее сексуальности, сотой долей ее характера (не говоря уж о красоте), с женщинами, которым я, по сути, плюнул в душу, потому что не смог бы удовлетворить их, не вообрази я, что беру не эту конкретную дамочку, а собственную жену, — что измена с ними не принесла мне радости. Достаточно быстро (или, выражаясь точнее, почти достаточно) я сообразил, что измена жене, которую ненавидят и презирают другие женщины, довольно унизительна и для меня самого. Я лишен вкуса Джимми Меткафа к холодной и безжалостной расправе над бывшей партнершей по постели; его удел — месть, а мой — всего — навсего глубокая меланхолия… Алкоголь и усталость делают речь Элен несколько сбивчивой, однако, приняв перед полетом душ, поев, переодевшись и накрасившись, она настроилась побеседовать — впервые за несколько дней поговорить, так сказать, по душам. Ей хочется вернуться на прежнее место в мире, и вернуться отнюдь не на правах безоговорочной капитуляции.
— Что ж, — говорит она, — а ведь тебе, знаешь ли, совершенно не обязательно быть таким пай-мальчиком. Ты вполне мог бы завести интрижку-другую. И я бы с этим смирилась, если бы, конечно, ты стал хоть самую малость счастливее.
— Принято к сведению.
— Это тебе, Дэвид, не выжить в одиночку, а вовсе не мне. Я ведь — хочешь верь, хочешь нет — тебе тоже не изменяла. Ты единственный, кому я не изменяла.
Верю ли я ей? Могу ли поверить? И даже если так, что это меняет? Я не произношу ни слова.
— Но тебе неизвестно, куда я порой отправлялась после фитнеса.
— Нет, неизвестно.
— И почему я порой уходила с утра из дому в любимом вечернем платье.
— Кое-какие соображения у меня на этот счет были.
— И они ошибочны! Любовника у меня не было. За все время, что я провела с тобой, не было ни одного. Потому что это было бы с моей стороны слишком подло. Ты этого не вынес бы. Вот почему я и оставалась тебе верна. Тебя это просто-напросто раздавило бы. Ты бы меня, разумеется, простил, но уже никогда не был бы самим собой. У тебя началось бы душевное кровотечение. Плюс душевная гемофилия.
— У меня и так душевное кровотечение. У нас обоих. Так куда же ты отправлялась в вечернем платье?
— В аэропорт.
— Ну и?..
— Ну и сидела там в зале ожидания международных вылетов. В сумочке у меня был паспорт. И драгоценности. Сидела там каждый раз, читая газету, пока кто-нибудь не приглашал меня пропустить по рюмочке в баре зала ожидания для пассажиров первого класса.
— И, конечно же, каждый раз тебя приглашали.
— Да, конечно же. И мы шли в бар, пропускали по рюмочке… и разговаривали… И каждый раз собеседник предлагал мне составить ему компанию уже в полете. Меня звали с собой в Южную Америку, в Африку — куда угодно. Один раз мне даже предложили слетать на недельку по делам моего случайного ухажера в Гонконг. Но я так ни разу и не решилась. Ни разу. Я неизменно возвращалась домой, и ты тут же принимался упрекать меня за неразбериху со счетами и квитанциями. Со счетами и квитанциями!
— И часто ты так поступала?
Читать дальше