Игорь Шенфельд - Исход

Все это время доктор Геллуни насупленно молчал, недовольный.

— А что делать? — вздорно вскинул он голову, — если каждые пять минут, пока я на синее море любуюсь, там один ребенок от рака умирает. И ведь есть уже, есть надежные средства для спасения! В научных центрах есть, в исследовательских лабораториях, да. А все это в больницах должно работать!: неужели так трудно это понять, черт возьми?…

Аугуст посмотрел на жену Аббаса. Она была грустна. Да, нелегко ей живется. Но разве для жизни легкость нужна? Для жизни надежность нужна. Именно такая вот, пусть и задиристая немного, исходившая в этот миг от доктора Аббаса Геллуни: врача, бизнесмена, спасителя детей и по вселенской случайности — соседа Аугуста Бауэра.

Так они познакомились, и вскоре перешли на «ты». Знакомству суждено было еще углубиться. Так, в один из выходных дней последовал ответный визит супругов Геллуни — на кислые щи: опять же фирменного приготовления Аугуста Бауэра.

— Как должны быть счастливы жены у таких мужей! — воскликнула Гизела Геллуни. Аугуст скрытый вопрос понял:

— Моя жена умерла. Уже очень давно, еще в Казахстане, — сказал Аугуст.

— Простите, сожалею. И все это время Вы живете один?

— Ну почему один? С дочкой, с ее семьей, со внуками.

— И всю жизнь на тракторе работал? — с вредным упорством спросил Аббас, оглядывая полки с книгами, занимающие три стены комнаты от пола до потолка, — интересные же в России трактористы живут…

Пришлось срочно импровизировать.

— Жена учительница литературы, дочь учительница математики, отец был сельским писарем. С детства к книгам пристрастился, всю жизнь читать любил, особенно историческую литературу, философскую. Да в России, знаете ли, жить и не читать книг — это все равно что жить у моря и не заходить в воду. Если Россия и имеет что-то по-настоящему великое, то это ее литературная культура. Это пласт такого богатства, такого могучего уровня, какие ни Западу, ни Востоку даже и не снились еще! Этот уровень огромным опытом великих лишений и страданий достигнут был, и потому для русской культуры взаимодействие души и вечности и поиск справедливости имеют куда большее значение, чем золото и богатство. До сих пор, или до того мгновенья, во всяком случае, когда Россия рухнула в объятия западной культуры, богатством в ней считалось богатство внутреннего мира — уникального мира души, которым не обладают прочие живые существа других пород. Страдание, Любовь и вечный поиск Справедливости. У русской литературы есть — была! — одна уникальная особенность: какие бы художественные формы она не принимала, каким бы изгибам моды не следовала, каким бы системам не служила, она всегда привержена была одному принципу: она ищет суть человека, ей важен человек, как носитель Вселенной в себе, как страдающая песчинка мироздания. И русская литература пытается из века в век понять, куда летит эта песчинка и зачем. Куда несет ее Воля Господня, с какой целью?

Конечно, еще и православие наложило свой отпечаток на литературу: православие — религия очень искренняя и честная, она принимает учение Христа без поправок и комментариев. И, соответственно, вера — не ритуал у русского человека, не традиция, не мода и не следование социальному «надо», а глубоко растворенное в душе состояние: это как вечная тяга ребенка — даже седовласого — к своей матери.

Все русские, что бы они не говорили — верят в Бога: включая атеистов, искоренявших церковь в азарте социальных умопомрачений. Даже для них понятие «душа» — особенное понятие. Не потому ли в русской литературе не только благородные герои, но и распоследние злодеи представляются существами внутренне сложными, страдающими, раздираемыми тоской и куражом, яростью и любовью, зудом бунта и жаждой смирения и красоты. Душа, разрывающаяся между Богом и Сатаной создает излом, наиболее интересный для традиционной русской литературы: именно в нем пытается она разглядеть Вечную Истину. Повествовала ли русская литература об утопленной собачке или о чиновнике-мошеннике — она всегда искала Бога в человеке и человека в Боге. Таков был ее внутренний стержень, ее внутренний свет.

Теперь иначе. Теперь русская литература, как и все прочее в России, перенимает так называемые западные формы. Теперь она не занимается более поиском сути Души, но увлеклась описанием ее формы и свойств: что любит, к чему стремится, во что одевается и как борется за свои интересы. Добро тут тоже побеждает зло по традиции, но только по форме, только по форме… Вокруг валяются трупы, и главный герой целует главную героиню. «Хэппи энд!» — называется эта пошлятина, и стоит десять евро за вход. Попкорн — отдельно.