Он торопит: мама, заканчивай быстрей. И не понимает малец, что мама любит его, беспокоится о нем, как никто и никогда. Ничего более ценного, чем ее любовь и забота, в его жизни не будет. Знал бы это тогда, ни за что бы не поторопил ее. Ему до боли захотелось вернуться в тот момент и сказать маме: люблю тебя больше жизни! Эти слова она так ждала, пока была жива, по не дождалась.
В чьей жизни это было? Найденыш уже и не мог сказать. Возможно, это было у каждого, кто ему снился: у Ветрова, у Опарина, у Филина. Но Найденыш знал: в его собственной жизни это было точно. Независимо от того, что бы сейчас ему ни говорили и что бы он ни вспоминал.
«Ах, если бы знали все те, кто сейчас меня ненавидит, — сглатывая слезы, думал Найденыш, — как меня любила мама, они бы никогда… никогда не посадили бы меня в тюрьму». Ему пришло на ум, что неприязнь к человеку растаптывает в первую очередь любовь его матери. Она ведь душу в него вложила!
* * *
— Съездишь в Кантемировскую дивизию, — сказал Ветрову редактор, — фонд «Опора армии» проводит благотворительную акцию.
— А как же шахиды? Я разрабатываю тему, которую заказал мне секретариат.
— Шахиды подождут. А с фондом у нас рекламный договор.
На следующий день Ветрову пришлось рано утром вставать и тащиться на Кутузовский проспект, где в отдельном особнячке недалеко от Триумфальной арки располагался фонд «Опора армии».
У ворот уже стояла вереница «Волг», «мерседесов» и «газелей». Особняком была припаркована черная «Чайка». Андрей нашел человека, распоряжавшегося отправкой, — бойкого генерал-майора. Тот посадил журналиста в «Волгу».
Процессия приехала в артиллерийский полк. Из машин вывалила толпа генералов. В самом главном Ветров с удивлением узнал… Толочко.
— Я председатель фонда «Опора» Вольдемар Толочко, — представился тот с трибуны актового зала, заполненного лысыми худенькими новобранцами, — мы берем под шефство ваш полк. Будем помогать служить. А вы не забывайте о своей великой миссии — защищать Родину и тех, кто вас ждет дома.
— А солдаты-то не наши, — услышал Ветров голос за спиной; говорили офицеры в песчаной форме, — это сборы, а у нас в полку и солдат-то почти нет. Хватает только, чтобы в караулы через день ходить.
После выступления Толочко вручил командиру полка два телевизора и кофеварку. После этого ватага генералов прошла в офицерскую столовую.
Застолье затянулось. А после раскрасневшиеся генералы как-то очень быстро разъехались. Машина, на которой приехал Ветров, куда-то испарилась. Перед столовой осталась только «Чайка». Ветров стоял рядом с ней в растерянности.
— Кто еще едет в Москву? — спросил Толочко, спускаясь по ступенькам столовой.
— Я, — робко ответил Ветров.
— Садитесь, молодой человек, — вальяжно произнес генерал, — подвезу. Только вперед — рядом с водителем.
Ветров заметил, что у Толочко появился забавный животик. А лицо со времен службы в Таджикистане заметно округлилось. Под выпученными глазами появились припухлости.
— Вы откуда молодой человек? — спросил генерал, развалившись на заднем сиденье.
— Из «Советского труда».
Они разговорились. Когда Ветров назвал свою фамилию, — Толочко сразу же ее вспомнил. Но виду не подал. «Забавно», — подумал генерал, у которого было хорошее настроение. Перед ним сидел человек, который сломал его карьеру. Несколько лет назад он был готов убить этого журналиста. А теперь подвозит его на своей машине. И видит в нем не монстра, но приятного молодого человека, чем-то похожего на его сына. «Хотя, наверное, надо разорвать договор с «Советским трудом», а то получается, что я этому подонку плачу», — подумал Толочко.
Как только «Чайка» въехала в Москву, она сразу же попала в пробку.
— Черт! — воскликнул водитель. — Пешком быстрее идти.
— Много, очень много машин, — с ленцой в голосе заметил Толочко. — Откуда только берутся? В Москве надо ездить на метро.
Водитель поддакнул.
— В час пик в метро толпа, — возразил Ветров, — пробки такие, что можно на полчаса у эскалатора застрять. Так что быстро не пройдешь. Уж лучше медленно ехать в машине, чем толкаться в людской пробке…
— Да? — генерал искренне удивился. — Так много людей пользуются метро?
Толочко попытался вспомнить, когда он последний раз ездил на метро. Выходило, что еще в советские годы. Или в самом начале девяностых. А потом как-то незаметно метро перестало для него существовать. Однако, к удивлению Толочко, оно после этого никуда не исчезло.
Читать дальше