Аллен Курцвейл - Часы зла

— Два дня тому назад я приболел, а вчерашнюю ночь провел в кладовой для инвентаря.

— Pauvre petit minou, [48] Бедный малыш (фр.). — пробормотала моя маленькая женушка.

А потом напустила ванну для своей маленькой бедной киски. И пока я, сбросив несвежую одежду, нежился в пене, она сидела на корточках рядом с ванной и даже потерла мне спину намыленной мочалкой. Я растирался полотенцем, когда Ник наклонилась, выловила из ванны несколько мыльных пузырьков и игриво налепила мне на голую грудь.

Этот жест вызвал не слишком приятное воспоминание о достойном сожаления инциденте, когда Джессон поскользнулся в ванне и ухватил меня за причинное место. Но я отмахнулся от этих мыслей, и результат превзошел все ожидания.

Мы с Ник обнялись и перешли в гостиную, где впервые за долгие месяцы откровенно и без всякого стеснения заговорили о своих ранах и обидах, а также о том, как мы теперь можем их залечить. Затем вдруг Ник захихикала.

— Что смешного?

— Бери бумаги, связанные с Джессоном, и следуй за мной, — ответила она.

— Все? — изумился я. С начала расследования материалов у меня скопилось предостаточно, они занимали с полдюжины коробок для документов.

— Естественно.

Я потащил коробки в мастерскую.

— Этот твой Отшельник, — сказала Ник, — вроде бы он интересуется восемнадцатым веком, так? — Вопрос прозвучал несколько странно, поскольку абсолютно голая Ник стояла рядом с бумагорезательной машиной.

Я растерянно кивнул:

— Именно в тот век он и отправил мое второе «я».

— Что ж, прекрасно. — Она весело подмигнула мне и добавила: — Дай-ка сюда листок бумаги.

Я наблюдал за тем, как моя жена сует в бумагорезку заметки из архива украденных произведений искусства. Затем она притянула меня к себе и опустила мою руку на пластиковую рукоятку.

— Vive la Revolution! [49] Да здравствует революция! (фр.) — воскликнула Ник.

Сначала резать было трудновато, но затем я приспособился и дело пошло как по маслу. Ник передавала мне листки бумаги, один за другим, я измельчал их в лапшу.

И вот через несколько минут я наклонился, поднял пригоршню бумажных полосок и обсыпал ими тело Ник, как конфетти. Затем порезал еще немного и украсил мою жену новой порцией — и так до тех пор, пока она не стала напоминать опутанную водорослями сирену. И когда вся Ник почти скрылась за этими белыми бумажными обрезками, я повалил ее на пол, где мы жадно и безыскусно занялись любовью.

Мы с Ник так забавлялись, придумывая различные способы возвращения книги в библиотеку, что решили поделиться кое-какими своими идеями с Нортоном и Спиайтом — проверить, не слишком ли они безумны. Пока мои друзья отвечали по телефонам справочной, я сунул им на стол конверт, который примостил между двумя толстыми томами «Тематического путеводителя» Питерсона.

— Что это? — воскликнул Спиайт, заметив конверт.

— Что «что»? — спросил его Нортон.

— Письмо, — сказал я. — Прошу прочесть вслух. Хочу услышать, что вы, ребята, думаете по этому поводу.

Спиайт откашлялся.

— «Дорогой мистер Джессон, — с выражением начал он. — Я бы предпочел высказать все это вам лично, но проклятая болезнь, прервавшая нашу акцию в Бруклине, возобновилась с новой силой и не дает такой возможности. Я страдаю от тяжелейшего ларингита, разговаривать совершенно не способен. А потому решил написать».

Тут Нортон не выдержал и вмешался:

— Лично мне кажется, голос у тебя вполне нормальный.

— Да погоди ты! — сказал Спиайт. — Дай дочитать до конца. Итак… «Я надеялся вернуться сразу же после выздоровления, но чрезвычайные обстоятельства просто не позволяют медлить. А факты таковы. Перед тем как потерять голос, я еще раз съездил к Донателло. (Прошу прощения за то, что оконфузился во время первого своего визита к нему.) И знаете, я поступил совершенно правильно! Не успел закончить описание татуировки, которую видел на теле нашего знакомца, как Донателло принес мне альбом, до которого в первый раз у меня по понятной причине просто не дошли руки. Я так и обомлел. Прямо на меня смотрел со снимка огнедышащий дракон. То была часть более крупного рисунка, покрывавшего торс, руки и ноги Куко.

Я всмотрелся в фотографию и только тут заметил в когтях лапы, обвившей правую ягодицу Куко (впрочем, не уверен — то могла быть и левая), совершенно необычный предмет. Именно это мы и искали, недостающее звено, доказывающее связь между Штольцем (сиречь его помощником) и кражей брегета».