Сон был черен. Я проснулся на подстилке у бассейна, почувствовав, что рядом стоит Флоренс. Но глаз не открыл, не будучи готовым к окончательному приговору. Оказалось, Флоренс держала в руке бокал с моим любимым сухим «Гибсоном» — а это всегда предвещало ее хорошее отношение ко мне. Она поставила бокал на столик, стоящий у креслица, рядом с которым я спал, и мягко сказала:
— Ужин через полчаса. Надеюсь, что новая служанка знает секреты кухни не хуже предшественницы!
И ушла. Ого-го, неужто мир ходит вверх ногами?! Логичнее было ожидать от нее удара бейсбольной битой, а не «Гибсон». Интересно, а Гвен поступила бы так же? Ни-ког-да. Я пошел в дом и состряпал себе второй бокальчик, двойной и сухой до ломоты. Затем прикинул, что коли ужин этот, судя по всему, последний в этом доме, то его надо встретить достойно, то есть одетым. Я отправился наверх и там увидел дальнейшее развитие событий.
На противоположной стороне от нашей супружеской кровати стояла софа. Флоренс застелила ее и уже выходила из комнаты. Увидев изменение, я спросил тоном обиженного мальчика:
— Я буду спать теперь там?
Она ответила:
— Ну что ты. Там буду спать я.
Вот уж не знаю, что случилось между ней и Артуром и во время визита к доктору Лейбману, но результат был шокирующим. Ужин превратился в праздник.
Со служанкой нам определенно повезло — блюда были выше всяких похвал. Флоренс оказалась достаточно сообразительной, чтобы заказать ей ее самые удачные кулинарные блюда. Забыл отметить — эта самая служанка, грузная матрона-негритянка, провела двадцать лет в еврейской семье! И в тот вечер она угостила нас кислым жарким, печеной картошкой, красной капустой и яблочным соусом. Пальчики оближешь! Добавьте бургундское, отобранное Флоренс, которое я открыл и нежно разлил. Были зажжены свечи. Проигрыватель играл Штрауса.
Эллен, сидящая с нами, была в курсе событий. В ее взгляде читалось неприкрытое удивление — мы вели себя как профессионалы. Флоренс показала класс. Она хранила хорошую мину при плохой игре. Будто у жизни есть свои плюсы и минусы, и с минусами надо бороться, а не поддаваться им. Она собиралась свести на нет как можно больше отрицательного и прожить болезненный период как можно безболезненней.
Догадаться, что думает или чувствует Эллен, я не мог. Как раз когда мы заканчивали с десертом, заявился ее хахаль, и Эллен, увидев его, облегченно вздохнула. Она поцеловала меня, странно взглянув, будто не решившись что-то сказать мне. Затем убежала наверх, не поцеловав Флоренс. Атмосфера вечера придала мне храбрости, и я попытался снять напряжение.
— Кажется, с этим парнем у нее какие-то проблемы? — сказал я.
Флоренс пропустила вопрос мимо ушей. Она была полностью поглощена нашей с ней проблемой. Если когда-либо природа и общество производили на свет женщину, не способную хитрить, юлить или притворяться, женщину, столкнувшуюся с бедой, но, несмотря на это, остающуюся несгибаемой и правдивой, — этой женщиной была Флоренс. Единственный способ познать человека, это посмотреть, как он ведет себя в стрессовой ситуации. В тот вечер, когда кровь из большой раны, нанесенной мной, лилась неостановимым потоком, когда ужасные когти моего сволочизма раздирали ей душу, Флоренс показала, кто она есть на самом деле.
Мы сидели в гостиной, на столике — два бокала «Драмби» и зеленые мятные леденцы. Она зажгла мне сигарету, длинную, тонкую, и курила, не затягиваясь, свою. Дым уходил в потолок. Мы молчали. Затем она, видимо, тщательно обдумав действия, взяла меня за руку и улыбнулась самой дружеской улыбкой. Я неожиданно почувствовал, что очень люблю ее. Казалось, что ее первая реакция на происшедшее — понять мою боль. И дать мне время собраться с мыслями.
— Дорогой! — сказала она. — Может, тебе пойти прилечь и постараться заснуть? Ты, наверно, устал? Тайн больше нет, зубами скрипеть не надо. Скрывать от меня нечего — твой сон будет нормальным. Ступай наверх. Поговорим завтра. Или послезавтра. Ступай.
И я решил последовать ее совету. Переполненный чертовским чувством благодарности за заботу и щедрость души, я поднялся наверх. И там подумал, что Гвен я еще не позвонил и ничего не рассказал и что если протянуть до утра, то, хорошо зная эту сучку, можно и не застать ее дома вовсе. Для разрыва ей не хватает моего краткого молчания — вся ярость, нечестность и унижение нашей связи и нашего с ней договора всплывут в ее голове, и следующий шаг — самолет на восток!
Читать дальше