Юрий Гальперин - Мост через Лету

— Далась тебе эта авария! Какое купание? — пробовал оправдаться я. — Поговорим о литературе.

Но тут явился метрдотель. Сеню заменили за стойкой трезвым официантом и вызвали к бару такси, чтобы отправить моего ментора домой. Здорово мы нагрузились. Я еще держался, больше для видимости. А бармен и вовсе был хорош.

Но такси мы отпустили и долго шли вдоль набережной. По неведомым мостам переходили реки (хорошо, что не вброд). В жизни я такого количества рек не переходил.

— Неспроста, неспроста, — долдонил Сеня. — Есть у тебя на совести…

Он явно опустил прежнее толкование и увлекся новым.

— Куда ты дел красотку из французского фильма?

— Договорились купаться, приехали на озеро, а она не хочет. Сначала вроде согласилась, а теперь ни в какую.

— Так и стоит у воды?

— Стоит.

— Голая?

— Еще бы!

— До сих пор стоит? Я не отвечал.

— Тебе пора в это дело вмешаться, — сказал Сеня.

— Но как!

— Вопросы задаешь, — возмутился бармен. — Кто из нас автор?.. Может быть, тебе сначала надо самому с ней искупаться, а потом писать? Когда ты последний раз ночью купался?

— Прошлым летом.

Сеня икал, погруженный в алкогольную нирвану.

— Ладно, — промолвил он наконец, после сосредоточенного молчания. — Меня к этому делу не лепи, расхлебывай сам. Кто знает, что у тебя на совести.

— Я и не леплю. Нужен ты мне.

— Вот и не лепи.

— Хорошо.

— Сам выпутывайся.

— А иди ты…

— Сам иди.

И я пошел, не оглядываясь, твердо и старательно ставя ноги, той слишком прямой походкой, какая невозможна для трезвого, и удивлялся себе. А вдогонку неслось:

— Не обижайся, автор. Приходи, опохмелимся.

Я не обижался. Нельзя обижаться на нынешнего читателя. Его тоже надо понять. Ух, как нелегко ему, бедолаге. Он классику в себе почище всякого сюрреалиста преломляет. Подумайте сами, каково, если уже при чтении только названия «Записки из подполья» у современного читателя возникает такой многообразный ряд ассоциаций вокруг слова подполье, какой Федор Михайлович просто не мог иметь в виду.

Я брел вперед — протыкал торжественную лень пейзажа. И ночной город принимал своего автора, впуская в пространство прострации. Заострялись черты робинзоньего века. Я торопился домой. Эклектичным фасадом, забытой архитектурой лучших времен, честным коммунальным устройством своим этот старый питерский дом противостоял кооперативному дому писателей, где, приветствуя вечную весну, распускались цветущие геморрои.

Музы забыли туда дорогу. Мне от этого было не легче.

Меня не понял мой единственный почитатель. Он хотел. Я верю. Он не нарочно. Он желал мне добра, считал, что поступает гуманно. Но и мальтузианство последовательно выходит из гуманистической идеи.

А я?.. Тоже хорош. Защищаясь, авторским высокомерием я задел клитор его души. И он засопел.

Но ничего. Обоим пойдет на пользу эмоциональный моцион. Оба мы встряхнулись. И, верно, он был не так уж далек от истины, иначе чего бы я завелся? Давно ведь ясно: прельстительные идеи — всего лишь прикрытие потаенной сути. Аргонавтам легче достичь Колхиды, чем уверенному в своей порядочности человеку до истинных причин бессонницы докопаться. Бесчисленны ловушки. И даже высокая поэзия более не светится свободной. А христианские выверты современных версификаторов — вздор, маска, скрывающая прелестные гримасы комплексов.

Так думал я, в извинительном состоянии возвращаясь домой. И теперь, когда постыдные подробности ночных похождений обстали вокруг, за нагромождением фраз я рассмотрел нечто иное. Вернулась способность видеть. И вот:

…Алик, толстый и добрый, смеялся и, на ходу раздеваясь, спускался к воде вместе со мной. Простите, уже с моим героем… Алик был уверен, что хорошего человека должно быть много, и забавно хлопал себя по жирным ляжкам. Я был рад снова видеть его. Благодаря Алику (но не моему приятелю, а литературному персонажу) главный герой наших записок, писатель, попал на «Колдунью». Девушка из фильма приглянулась ему. И он любовь свою умыкнул не откуда-нибудь, а с экрана: увидел, пожелал и увел. Сделано было просто, без увертюры, в стиле настоящего мужчины . У фрейдистов на то особое мнение, но что с них возьмешь. За нашего героя я был пока спокоен: он получит свое. Никуда не денется, хлебнет бедовой водички и в шестой главе, и в последней. А вот героиня, что она?

Марина стояла у воды, смотрела на одуревших мужиков.

Две частных «волги», вишневая и синяя, такси, «москвич» и шесть человек вместивший Алькин «жигуленок» доставили к лесному озеру подгулявшую компанию. Рев моторов, красные огни стоп-сигналов, праздник вспугнул тишину. И когда кто-то предложил купаться нагишом, и все стали раздеваться и двинулись к воде, вспыхнули дальним светом автомобильные глаза…