Нина Воронель - Ведьма и парашютист

Его зрачки опять начали расширяться:

- ...тупики, переулки... и всюду мусор... горы мусора.., а на мусоре - кровь...

Предчувствуя, что он сейчас может снова войти в транс, Инге поспешно перебила его первым попавшимся на язык вопросом:

- Так тебя сбросили с самолета? С парашютом?

- Ну ясно, с парашютом, неужто без?

- Значит, ты, действительно, парашютист?

К счастью, Ури не успел еще окончательно углубиться в узкие кривые улицы своего кровавого кошмара. Он замолчал и уста-вился на Инге, пытаясь уловить смысл ее вопроса. Через бесконечно долгий миг ее слова дошли до его сознания, и зрачки его сузились:

- Что значит "действительно"? Или ты уже раньше знала, что я - парашютист?

- Было бы преувеличением сказать, что я знала. Просто Клаус всюду болтает, что своими глазами видел, как ты кружил над лесом на порванном парашюте.

- Откуда он мог это взять? Или он тоже занимается черной магией?

Инге сняла с полки флакон с прозрачной бесцветной жидкостью, отвинтила крышку, понюхала, опять завинтила и решительно поставила флакон обратно на полку. Хватит, больше никакой черной магии, никаких колдовских настоек, она его вылечит и так! Ей хотелось смеяться и плакать одновременно, потому что ничего страшного не произошло, она напрасно всполошилась - это было совсем не такое убийство. Ее склонность к аналогиям завела ее слишком далеко, тем более что Карла никогда не мучила совесть. Она села рядом с Ури и прикоснулась к его щеке:

- Тебя долго лечили?

- Бесконечно! Чуть до смерти не залечили.

- Психологи?

- И психологи, и неврологи, и сексологи, и кто только не! Но, в конце концов, все отчаялись и махнули на меня рукой. И на год списали из армии. А из жизни я сам себя списал.

- Почему? Из чувства вины?

- Перед кем?

- Перед твоими друзьями - за то, что они погибли, а ты остался жив.

- В этом что-то есть. Откуда ты знаешь?

- ...и перед той беременной женщиной тоже. Хотя тебе казалось, что про нее ты совершенно забыл.

- Но я забыл!

- Нет, не забыл, а заблокировал от себя память об этом. И осколки запертой памяти надрывали тебе душу...

- Ты что, тоже играешь в эти дурацкие психологические игры?

- Сейчас уже нет, но было время, когда играла. И с большим увлечением.

- Какая же тогда из тебя ведьма?

- Наверно, не такая уж плохая, если я сумела собрать тебя по кусочкам после того, как ты выпрыгнул на лету из окна самолета?

Глаза Ури округлились удивленно, но он не успел спросить, из какого такого самолета он выпрыгнул, - под окном, совсем рядом, раздался знакомый колокольный звон.

Я вернулся на лестничную площадку и опять взялся за поиски. Не знаю, сколько времени я ползал на коленях, снова и снова заглядывая под лестницу и во все углы в надежде, что ботинки вдруг возьмут и окажутся там, но все было напрасно. У меня даже мелькнуло подозрение, что мамка все-таки заметила меня и нарочно украла ботинки, чтобы меня наказать. Я сел на пол, обхватил голову руками и стал решать, что мне делать дальше. И тут прямо у меня над ухом что-то хрустнуло и забулькало, - этот звук я бы ни с чем не мог спутать: так смеялся Отто. Я вскочил - так оно и было, он сидел в своем кресле у меня за спиной и трясся от хохота. Через ручку его кресла на связанных шнурках болтались мои ботинки.

Я бросился к ним, но Отто ловко дал задний ход и вырулил в свою комнату. Он, если хочет, может очень здорово ездить в своем кресле, он просто любит прикидываться совсем инвалидом и требовать, чтобы его возили. Я побежал за ним, но не слишком быстро, потому что после целого дня с фрау Штрайх он, небось, мечтал с кем-нибудь поиграть. Я, конечно, мог бы его догнать и выхватить ботинки, но он бы тогда сильно огорчился и стал бы скандалить и звонить в рельс. А мне только недоставало, чтобы сюда примчалась фрау Инге выяснять, что случилось, и застигла меня в одних носках. Я притворился, что гонюсь за Отто, но споткнулся и упал. Тогда он остановился подальше от меня и стал что-то отстукивать лапой на столе. Вообще-то, простые вещи я у него понимаю, но сейчас в голове у меня все смешалось, и я никак не мог сообразить, чего он от меня хочет. Я стоял, как пень, и смотрел на него, а он стучал и стучал - все время одно и то же, короткое и непонятное. Но постепенно в голове у меня начало проясняться, и я вдруг понял, что он отстукивает "Вези меня! Вези меня!".

Куда везти, спрашивать было не надо: он всегда хотел, чтобы его везли к фрау Инге. Я показал на свои ноги в носках и сказал: