Нина Воронель - Ведьма и парашютист

Я не ошибся: под водой плавало что-то черное. То есть, оно не плавало, а колыхалось на одном месте возле выхода из подземного хода, откуда потихоньку продолжала вытекать вода. Боясь оступиться и попасть в яму, я, все-таки, подошел совсем близко и наклонился, чтобы лучше рассмотреть, что это. Я наклонился, глянул вниз и заорал еще громче, чем Ганс: из-под воды на меня смотрели широко открытые глаза Дитера-фашиста! Рот его тоже был широко открыт, но он уже не дышал, а просто качался всем телом взад-вперед вместе с водой: наверно, зацепился ногой за камень и застрял в узкой дыре подземного хода.

Когда я понял, что Дитер-фашист мертвый, я перестал его бояться и даже подумал, что теперь я бы тоже мог начать пинать его ногами в лицо, как он пинал меня тогда ночью, когда я вылезал из подземного хода. Но я не стал его пинать, не потому, что мне было его жалко, а потому, что вокруг подземного хода было слишком глубоко и не во что было упереться второй ногой. А кроме того, мой бедный Ганс совсем разволновался, - пока я ходил туда-сюда, вода успела подняться почти до его морды. Так что я оставил Дитера качаться под водой и побрел выручать Ганса.

- Это ужасно, что я никогда не смогу попросить у него прощения за то, что была к нему несправедлива, - сказала Инге, когда они, наконец, распрощались с Вильмой и, завершив все неприятные формальности, связанные со смертью Отто, выпроводили из замка рыдающую фрау Штрайх. Тогда они заперли ворота и калитку и остались одни.

Ури обнял Инге за плечи и молча повел в дом. Они вошли в кухню и, не зажигая свет, остановились у окна, опустошенно следя, как в небе над замком быстро угасает день, уступая пространство тоскливым осенним сумеркам. Ури вдруг почувствовал, как усталость окутывает его тяжелой пеленой и буквально валит с ног. Он понимал, что и Инге сейчас не легче, - им обоим хорошо досталось за этот бесконечный день.

Инге с усилием отодвинулась от него и покачнулась, словно без его поддержки у нее не было сил стоять на ногах. Он подхватил ее под локоть, но она отвела его руку, и устало сказала:

- Надо как-то дожить этот день до конца. Давай выпьем чего-нибудь и ляжем спать.

Инге зажгла маленькую лампочку над плитой и, открыв дверцы буфета, стала искать что-то на верхних полках, а Ури продолжал стоять у окна, даже не пытаясь охватить разумом все пережитое и предстоящее. И вдруг в полной тишине звякнул колокольчик отворяемой калитки, ясно-ясно слышный и неопровержимый, - а ведь он десять минут назад собственноручно запер эту калитку!

- О Господи! - испуганно выдохнула Инге и выронила из рук снятую ею с полки бутылку вина. Осколки со звоном разлетелись по полу, расцвечивая радужными блестками темно-красную винную лужу. - Кто там еще?

Ури всмотрелся в сгущающуюся полутьму за окном:

- Черт его знает. Кто-то с собакой... Или нет - со свиньей.

Инге так стиснула кулак с подобранными с пола осколками, что в сгибе ладони появились красные капли, то ли крови, то ли вина:

- И Ральф молчит?

Кухонная дверь распахнулась, и в дверном проеме на фоне пепельного неба возник знакомый силуэт Клауса, которого ни с кем нельзя было спутать. Ури подошел к порогу, уперся рукой в дверную раму, перевел взгляд вниз, где что-то цокало и шуршало, и увидел большого коричневого поросенка, который преданно, как собака, прижимался к ноге Клауса.

- Что-то случилось? - спросил Ури, не впуская Клауса в кухню.

- Я привел домой Ганса, - в голосе Клауса звенели слезы. - Я его спас и привел обратно. Но если вы не пообещаете, что вы больше его не зарежете, я его уведу назад в лес и сам с ним уйду.

- С Гансом? - озадаченно повторил Ури и всмотрелся в поросенка: уж не кабанчик ли это Т15?

- Да, уйду, и буду жить с ним в лесу! - с вызовом выкрикнул Клаус, утирая нос рукавом.

- Не плачь, я поговорю с фрау Инге, и все будет в порядке, - пообещал ему Ури, - А сейчас отведи своего Ганса в свинарник и не волнуйся.

Клаус хлюпнул носом и начал спускаться с крыльца, Ганс проворно побежал за ним. Ури секунду посмотрел вслед этой странной паре, запер дверь и, привалившись к ней спиной, негромко засмеялся, внезапно ощущая, осознавая, переживая, постигая каждой клеточкой своего существа чудо того, что он остался жив, остался жив, остался жив!

- Чему ты смеешься? - удивилась Инге.

Голос ее звучал так напряженно, что он подошел к ней и всмотрелся в ее лицо.

- Слушай, ты вся дрожишь. Чего ты так испугалась?

- Я подумала, что это - Карл.