Нина Воронель - Ведьма и парашютист

Когда мы выбрались на порог кухни, меня ужасно поразил дневной свет - мои глаза так приспособились к темноте, что мне сначала было трудно воспринять переливы солнечных лучей на устилающем двор ковре из опавших листьях. Черт тебя разберет, мать, - ты всю жизнь жаждала привить мне любовь к европейской культуре, ты двадцать лет выламывала мне руки, приучая держать вилку и нож как следует, ты заставляла меня ходить в оперу, когда мои друзья ходили в цирк, но никогда, никогда ты даже не попыталась рассказать мне про опавшие листья! А как я мог хоть что-нибудь понять про твою ненаглядную Европу, в которой вся культура построена на золотистом шорохе опавших листьев, если я родился в стране, где не бывает листопада?

На этом справедливом упреке я закончу сегодня письмо - даже ты не сможешь назвать его коротким. Я только еще раз повторю, что никакого адреса, кроме ящика в почтовом отделении я тебе пока не дам, потому что терпеть не могу сюрпризов. И не вздумай искать меня по номеру почтового отделения - я выбрал для этой цели городишко подальше отсюда, так что не трудись понапрасну.

И не забудь порадоваться, что твой сын по тебе скучает, такое бывает нечасто.

Твой любимый сын."

Завершив ежемесячное выполнение сыновнего долга Ури опять открыл верхний ящик бюро, на этот раз в поисках конверта. Но сунув руку под бумагу он тут же вспомнил, что конверты лежат отдельно, в специально предназначенном для них отделении, как положено в образцовом немецком хозяйстве, не то, что у его безалаберной матери. Однако прежде, чем закрыть ящик с бумагой, он на миг задержал взгляд на случайно попавшемся под руку опять желтом листе с портретами террористов. К его удивлению это оказался не тот же самый лист, хоть и выглядел он идентичным: фотография Зильке Кранцлер сдвинулась из третьего ряда во второй, а ясновельможный Гюнтер фон Корф занял первое место в левом верхнем углу. "Да у нее тут целая коллекция!" - присвистнул Ури, с любопытством приподнимая пачку бумаги. Под пачкой он нашел еще два листа, - тот, что он видел раньше, и третий, на котором знакомые лица были расположены в ином порядке.

Ури решил, что эти листы должны различаться датами их выхода из печати, но не успел проверить это предположение - прямо над ухом громко зазвонил телефон. Ури сначала не хотел снимать трубку, вряд ли кто-нибудь звонит ему, а Инге предпочитала сама отвечать своим абонентам. Однако телефон продолжал настойчиво трезвонить, а Инге все не появлялась - вероятно она укладывала спать очередную партию гераней и не слышала звонка. Как видно кто-то очень упрямый висел на другом конце провода и не собирался давать отбой. Так что в конце концов Ури нехотя поднял трубку именно в тот момент, когда запыхавшаяся Инге схватила параллельную трубку в кухне.

Ури услышал ее чуть хрипловатое "Алло!" и уже собрался было положить трубку, когда знакомый красиво поставленный баритон произнес:

- Фройлин Губертус? Говорит Руперт Вендеманн.

Хоть подслушивать чужие разговоры было нехорошо, трубка так и прикипела к уху Ури. Инге молчала, слышно было только ее напряженное дыхание.

- Я надеюсь, вы меня помните? - не выдержав ее молчания спросил Руперт.

- Конечно. Вы тот самый, знаменитый, который сжег свои картины.

- Перестаньте притворяться, Инге. Тогда в кафе вы меня узнали сразу, как только вошли.

- Чего вы от меня хотите? - прямо и жестко спросила Инге.

Ури хорошо знал, как в минуты такой жесткости у нее темнеют глаза и пересыхают губы, от чего ее голос сразу теряет обычно переливающиеся в нем музыкальные полутона и становится вялым и тусклым. Но это не смутило Руперта Вендеманна, который собственные картины сжег и то ничего, выжил.

- Я хочу поговорить с вами с глазу на глаз.

- О чем?

- Об одном нашем общем знакомом.

- У нас с вами нет общих знакомых.

- Сеньора, вы уже бросили свои пятьдесят пфеннигов в фонтан Тренто?

- Что?

- Я бы бросила целую марку, лишь бы вернуться сюда опять!

- Что с вами, Руперт? Вы пьяны или у вас бред?

- Вот что, Инге, мне надоели ваши игры. Я еду к вам.

- Что значит - ко мне? Я вас не приглашала.

- Я звоню из автомата, который сразу за мостом, там, где начинается подъем к вам в замок. Я буду у вас через пять минут.

- Но я сейчас не могу, у меня тут полно рабочих...

- Я не отниму у вас много времени.

- Я не могу потратить на вас более получаса...

Ури понял, что Инге сдается и быстро положил трубку, - очень кстати, потому что она уже стояла на пороге спальни. Если раньше Ури не понимал выражения "на ней не было лица", то теперь он его понял.