Фелисьен Марсо - Кризи

Четыре дня нашего погружения заставили меня забыть, что Кризи — такой человек, которого все узнают. Еще тогда, во время нашей поездки за город, когда мы отправились в ресторан, люди вокруг склонялись над тарелками и начинали шушукаться. Кризи, стоя на своем возвышении, улыбается. Под лучами прожектора она моргает, я вижу ее золоченый профиль, она что-то говорит людям, которые пришли вместе с ней: молодой симпатичной блондинке рассудительного вида и высокому молодому человеку с честным лицом. В окружении таких женщин, как Кризи, всегда есть какой-нибудь высокий молодой человек с честным лицом. Потом Кризи спускается на танцплощадку и вливается в бесформенную массу. Я больше не вижу ее. Я опять слышу музыку. Слышу, как муж Колетт произносит: «Один раз взглянуть на это очень даже занятно». У меня еще есть время подумать: сейчас он заговорит об атмосфере. Он говорит: «Атмосфера». Бесформенная масса вращается, и вот Кризи с высоким молодым человеком, танцующие лицом друг к другу, оказываются возле нас. Я вижу взгляд Кризи. Я вхожу в ее взгляд. Он очень быстро скользит по моим спутникам и, ничего не меняя в своей улыбке, без тени какого-либо выражения на лице, Кризи коротко кивает мне головой. Я слегка приподнимаюсь. Приветствую ее. Колетт восклицает: «Да ведь это Кризи! Ты знаком с Кризи?» Я отвечаю утвердительно. «Да, я с ней знаком. Несколько дней назад, возвращаясь на самолете из Рима, я сидел рядом с ней». Я добавляю, обращаясь к Бетти: «Помнишь? Я тебе рассказывал». Да, я и в самом деле рассказывал ей об этом. На Бетти моя информация не произвела никакого впечатления. Она поворачивает голову и говорит: «А, так это она?»

Сейчас Кризи находится на площадке. Чуть наклонившись вперед, она наблюдает за движениями высокого молодого человека. На ногах у нее длинные сапоги охотничьего типа, которые она примеряла передо мной в прошлый раз, черные кожаные сапоги, которые выглядят как брюки, которые доходят ей до пояса, а сверху на ней — облегающий редингот из серой с металлическим отливом ткани, отбрасывающей стальные блики. Я добавляю: «Мы поболтали». Я испытываю одновременно и нечто вроде гордости, и какую-то нежность оттого, что могу сказать, что я болтал с Кризи. Когда я поворачиваюсь за своим стаканом, то замечаю, что Колетт Дюбуа собирается что — то сказать. Но она помедлила и ничего не сказала. Я знаю, что она хотела сказать: про театр. Про театр, где я впервые увидел Кризи. Но Колетт, как говорится, прошла суровую школу жизни. Она молчит. Немного погодя мутный поток сдвинулся на другую сторону площадки, и издалека, в образовавшийся просвет я вижу Кризи, сидящую за столиком. Она одна. Это странно, но, несмотря на обращенные в ее сторону взгляды, у нее посреди всей этой толкотни вид такой, словно ее покинули. Вокруг нее как бы сгустилось какое-то уныние. И до меня, наконец, доносится ее телефонный звонок. Ее телефонный звонок меня настигает. У себя дома, в скрещении трех обращенных на меня взглядов, я думал только о себе. А тут, в этой шумной коробке, я, наконец, слышу ее голос. И в свете фиолетовых прожекторов я вижу, как с Кризи спадает пелена, и вдруг понимаю, что я не знаю Кризи. За ее дерзким профилем и уверенной походкой вдруг появилась другая Кризи, Кризи, которой ночью стало страшно и которая позвала меня, потому что я был ей нужен. Не найдя меня, стала сразу же искать что-то другое, позвонила друзьям и приехала сюда, чтобы спрятаться в шуме. Я начинаю осознавать это: мне что-то протянуто, и если я этого не возьму, то в один прекрасный день у меня это отнимут. Бетти наклоняется ко мне и говорит: «Она одна, ей, наверное, грустно, ты бы пригласил ее потанцевать». Я говорю: «Ты думаешь?» — «Ну как же, — говорит муж Коллет, — самолетное знакомство, тебе на крыльях нужно летать». Вот ведь мерзавец! Я направляюсь к Кризи.

Через образовавшийся просвет я иду к Кризи, и внезапно все вокруг словно куда-то исчезли, словно замолк оркестр. Я продвигаюсь в тишине. Я продвигаюсь в пустыне. Кризи увидела меня. Она встает. Она лучезарно улыбается какому-то мужчине, сидящему рядом с ней, которого ей приходится побеспокоить, чтобы пройти, который поспешно встает, опрокидывает свой стакан и опять ставит его на стол. И мы идем по просвету друг к другу. В полуметре от меня она останавливается и сразу же, без единого слова, выдвинув вперед плечо, начинает танцевать. Она начинает свой танец. Согнув руки под прямым углом, наклонив голову, она смотрит в пол так, как если бы своими легкими шажками писала на черном полу какое-то послание, сама удивляясь написанному. Потом она снова поднимает голову. Я смотрю ей в глаза. Спрашиваю: «Что произошло сегодня вечером?» Сегодня вечером? В ее широко расставленных зеленых глазах не отражается ничего. Можно подумать, что она забыла. Думаю, она и в самом деле забыла. Она вся находится в настоящей минуте. А ее настоящая Минута — это танец. Ее руки похожи на крылья, она сосредоточена на своих шажках, сосредоточена на иероглифах, которые чертят ее обтянутые черной кожей ноги. И для меня тоже все вокруг постепенно перестает существовать. Все, кроме этого вскинутого лица, этого взгляда, прикованного к моему взгляду, этой нарисованной улыбки, все, кроме грома ударников, хрипов саксофона, пронзительной и монотонной жалобы электрогитар. Посреди этого грохота, в этой пещере, в этом состоящем из шума туннеле, находясь на расстоянии полуметра друг от друга, объединены одним и тем же ритмом, мы оказываемся гораздо больше наедине друг с другом, мы больше слиты друг с другом, чем в ее постели. Я на миг касаюсь ее руки. Быстрым движением она отдергивает ее, а секунду спустя, выворачиваясь всем телом, почти вплотную приближается ко мне и говорит: «Я прошу у тебя прощения, я больше не буду тебе звонить». Это фраза, которую можно понять по-разному. Я знаю, что ее нужно понимать в хорошем смысле. Она продолжает: «Ты сможешь делать со мной все, что захочешь». И вдруг все вокруг нас оживает. Что-то произошло, причем не только для Кризи и для меня, но для всех, для всей этой бесформенной массы, которая колышется вокруг нас, словно наших ног коснулся электрический скат. Танцплощадка ходит ходуном. Это благодатная минута, благодатная минута ночных баров.