На следующий же день на ордубадском вокзале Айкануш посадила внучку на поезд и отправила в Ереван. После этого Люсик ни разу в Айлис не приезжала.
Второй заметной и яркой армянкой в Айлисе была Анико, которую все звали Аных. Это была отважная женщина: гордая и волевая. Она все умела, все знала, могла дать полезные советы по пчеловодству бортникам, по разведению шелковичных червей — шелководам, не имея медицинского образования, лечила в деревне болящих и хворых, и один Аллах знает, откуда в этой женщине было столько страсти и силы! Анико была свидетельницей того, как в черный осенний день 1919 года турецкие солдаты, истребив пулями, искрошив саблями, утопили в кровавом озере всех от мала до велика, и среди тех жертв были и ее родители, братья, сестры. Весь Айлис знал, что десятилетняя Анико спряталась тогда в тендире и выжила лишь случайно: три-четыре дня просидела там без еды и питья, пока ее не обнаружила мать Мирзы Вагаба — Зохра арвад. Мирзе Вагабу, получившему образование в Стамбуле и считавшемуся самым грамотным мусульманином в Айлисе, по словам доктора Абасалиева, тогда было около тридцати лет. Он спрятал Анико в своем доме, вырастил ее и, конечно насильно, сделал своей женой. Но чем же тогда, если не величайшим на свете чудом, следует считать ту заботу и нежность, которую выказывала Анико своему мужу, бывшему старше нее на двадцать лет! Она всегда говорила о нем с гордостью, хвастала его ученостью, знаниями и благородством. Анико родила Мирзе Вагабу двух сыновей и дочь, имя мужа не сходило с ее уст.
Везде и всюду громко говорила она о том, что приняла мусульманскую веру.
И так же страстно, никого не страшась, — о том, что обязательно настанет время, когда в Айлис вернутся армяне и он опять превратится в райское место.
Называющая себя мусульманкой Анико не забывала в дни траура по имамам вместе с другими женщинами в чадрах посидеть в чьем-нибудь доме и горько оплакать жестоко убиенных внуков пророка Мухаммеда, тем не менее чуть ли не ежедневно с утра пораньше ходила она в Вангскую церковь. Там она подметала церковный двор, ухаживала за красивыми яркими цветами, которые сама же и посадила, и не упускала случая бесстрашно обрушить потоки брани на голову всех предков Мирали киши, который, превратив церковь в свой склад, повесил на ее дверях замок.
И сам дом Анико со всех сторон напоминал праздничную выставку никогда не вянущих цветов, каких ни у кого в Айлисе не водилось. В этом доме Мирза Вагаб обосновался после армянской резни 1919 года. Поговаривали даже, что этот, один из самых красивых в Айлисе, домов получившему образование в Стамбуле Мирзе Вагабу лично подарил предводитель турок Адиф-бей. Как же не поверить после этого, что только чудо правило всеми деяниями Анико, если именно в этом дворе, превращенном ею в настоящий цветник, произошло то самое кровавое побоище, учиненное Адиф-беем? Анико конечно же не могла не знать этого. Быть может, разводя свои цветы, она преследовала определенную цель — хотела увековечить память каждого из убиенных соплеменников? Доказать, что после каждого убитого армянина остался на земле цветок? И хотела, чтобы это понял каждый мусульманин Айлиса? Возможно, кровь, пролитая некогда в том дворе, до сих пор бурлила в памяти Анико, и единственным средством унять кровоточащую память стало для нее украсить цветами свой двор и все аллеи Вангской церкви.
В памяти Садая Анико оставалась не только как прекрасный человек и женщина, но и как какой-то особый — веселый и звонкий — голос. Голос, вобравший в себя весь Айлис — с его домами, церквями, горами, дорогами, деревьями, ручьями и родниками, — звонкий вестник наступающего утра. Потому что просыпалась Анико всегда на рассвете и громко распевала на своей высокой веранде, словно хотела возвестить всем айлисским мусульманам, что в Айлисе еще живет и звучит армянский голос.
В отличие от Айкануш она и в вангскую церковь всегда шла шумно, шагала по старой горной фаэтонной дороге и громко разговаривала. Во всеуслышание вспоминала бросившуюся со скалы Эсхи, проклинала Адиф-бея, издали начинала ругать Мирали киши, превратившего самую красивую айлисскую церковь в свою жалкую кладовую. Голос Анико, никогда не забывавшей упомянуть, что она приняла мусульманство и стала женой столь благородного и ученого человека как Мирза Вагаб, казалось, не имел ничего общего с голосом армянской девочки-сироты, чудом спасшейся от турецкого штыка. Это, вне всякого сомнения, был доносящийся из глубины веков голос истинной хозяйки Айлиса. Одним словом, это был утренний голос Айлиса!..
Читать дальше