Акрам Айлисли: Паспорт

Акрам Айлисли

Паспорт

Перевод с азербайджанского Т. Калякиной.

Желтоватые отсветы только что закатившегося солнца медленно сползают с вершин, сереет небо; вечерняя грустная тишина опускается на деревню. Опустела площадь: магазин на замке, парикмахер тоже повесил уже на дверь замок. В чайхане под чинарой - никого, чайханщик занят уборкой.

На замке и правление, и сельсовет. Только почта еще работает. Небольшая комната с низким потолком. На стене - ходики, к гире привешен солидный булыжник. Две табуретки. Весы, телефон и старый заржавленный сейф. Дядя Ашраф стоит перед сейфом, что-то укладывает туда. Курбан, паренек лет семнадцати, сидит у окна на табуретке и не отрываясь глядит на клуб, откуда доносится громкое постукивание нардов.

Дядя Ашраф запирает сейф. Кладет в карман ключ, подходит к столу, садится. Он очень выразительно поглядывает на Курбана, но тот не замечает этого укоризненного взгляда - он весь там, на клубной веранде, где в окружении толпы болельщиков сражаются в нарды два парня.

Не переставая исподлобья поглядывать на Курбана, дядя Ашраф подвигает к себе стакан с водой, одну за другой начинает наклеивать на конверты марки; потом встает, подходит к часам - на часах ровно половина восьмого - и тянет за привешенный к гире камень. Снова останавливается перед сейфом. Достает из кармана ключ.

- Курбан, - негромко говорит он, - которое сегодня число?

Курбан молчит - он не слышит. Дядя Ашраф снова отпирает сейф. Достает стопку денег и, подержав в руках, снова кладет на место.

- Тринадцатое сегодня, - бормочет он себе под нос. - А паспорт ей так и не прислали. Представляешь, Курбан, не прислали! Не прислал ей, негодяй, паспорт!..

Не переставая сердито бормотать, дядя Ашраф снова запирает сейф. Снова кладет ключ в карман, садится на свое место и снова начинает недовольно поглядывать на Курбана. Потом говорит несколько уже раздраженно:

- Скажи, Курбан, пятьдесят пять рублей - это сколько же выходит денег?

Курбан поворачивает голову и несколько секунд оторопело глядит на своего начальника.

- На старые деньги - пятьсот пятьдесят рублей, - торопливо говорит он, недовольный тем, что его потревожили.

- Так... - многозначительно произносит дядя Ашраф, водя мокрым пальцем по марке. - Теперь скажи мне вот что: сколько пудов муки можно купить на эти деньги? И сколько сахару?

Курбан наконец поворачивается, взгляд у него виноватый. Чувствуется, что ему очень трудно оторваться от увлекательного зрелища.

- Пятьдесят пять рублей, - продолжает дядя Ашраф, - это двенадцать-тринадцать пудов пшеницы; заметь: по рыночной цене считаю. Пятьдесят пять рублей - это пятьдесят пять кило сахару! И мы с тобой не для того здесь посажены, чтоб такие деньги зазря получать!

Он умолкает, целиком занятый марками. А Курбан все поглядывает в окошко, от клуба доносятся смех, громкие возгласы. Это сейчас самое веселое, самое шумное место в деревне; все остальное уже накрыла вечерняя тишина. Солнце сползло с вершин, поблекли, потемнели скалы. Во дворах вовсю дымят самовары, а чайхана уже спит: большой замок висит на ее двери. Такой же, как на дверях магазина, чайханы, парикмахерской... И на правлении, и на сельсовете - замок... Они словно бы переглядываются молча, забытые, грустные... А на почте еще нет замка, почта открыта, ходики показывают без пяти восемь.

- Я говорю, слава богу, что у нас отделение открыли, - продолжает дядя Ашраф. - Где еще такую работу найдешь: спокойно, чисто? И жалованье день в день... А раз так, сынок... - Дядя Ашраф поднимает голову и видит, что парень снова прилип к окну. Дядя Ашраф говорит громко, очень громко, но Курбан все равно не слышит. - Знаешь, сколько Реджеб получает?!

Курбан слегка поворачивает голову.

- Какой Реджеб?

- А тот, что уборные порошком посыпает. Я про того толкую.

- Рябой Реджеб? Они за мельницей живут?

- Да, - говорит дядя Ашраф, - за мельницей. Так вот этот рябой Реджеб каждое утро чуть свет топает в район. От самой мельницы. Ясно? А вечером обратно. И весь день уборные нюхает. А сколько получает - знаешь?

То ли оттого, что дело дошло уже до уборных, то ли голос у дяди Ашрафа совсем стал сердитый, но Курбан вроде бы очнулся. Он поворачивается и садится перед дядей Ашрафом лицом к лицу. Старик сразу успокаивается.

- Вот ты, - мягко говорит он, - каждый месяц пять сотен в карман кладешь, а мысли твои совсем не на работе...

Наступает тишина. В этой тишине отчетливо раздается громкое тиканье ходиков. С клубной веранды слышны веселые голоса, стук костяшек; сквозь бреньканье тара доносится мычание пришедших из стада коров, блеяние овец, собачий лай...