Анатолий Иванов - Повитель

Семенов подошел к нетерпеливому мужику, положил руку ему на плечо.

— А если Зеркалов огрызнется да зубами за глотку? Разбежитесь ведь все?

— Мы-то? Да я… мы то есть… — вращал глазами мужичонка, пятясь назад.

— Не время сейчас, товарищи, особенно у вас в деревне, так с кулаками расправляться. Они еще сильны, сомнут вас. Организоваться вам надо пока, окрепнуть. Совет должен следить за тем, чтобы кулачье не драло, как прежде, семь шкур с мужиков, чтобы наемным рабочим платили за труд сполна. А там сами увидите, что делать…

Почти до вечера толковал Федор Семенов с мужиками, отвечая на самые различные вопросы, порой серьезные, порой наивные. Весь двор был заплеван семечками, закидан окурками.

Когда стало темнеть, мужики разошлись, потребовав собрать завтра собрание села и решить там насчет Совета.

Дуняшка стала подметать двор, а Семен сказал Андрею:

— Ну а теперь корми, Андрюшка. Умираю с голоду.

После ужина Семенов сразу же попросил устроить ему где-нибудь ночлег.

— Почти трое суток не спал, — виновато проговорил он, и тут только Андрей увидел, что глаза Семенова слипаются.

— Чего где-нибудь… Давай в избу, ложись на нашу кровать.

— Да нет, лучше бы где в другом месте. Черт его знает, как кулачье у вас… И вам с Дуняшкой не надо бы сегодня дома ночевать.

Едва разлилась темнота, Андрей взял тулуп, одеяло, две подушки и повел Семенова в огород. Там, в самом конце, где на оставшемся невскопанном кусочке буйно разросся дикий конопляник, Андрей разостлал шубу, положил подушки. Дуняшку он отправил на ночь к Ракитиным.

Семенов снял сапоги, пиджак, вынул из кармана наган, осмотрел его и сунул под подушку. Перехватив взгляд Андрея, сказал:

— Всяко случается, Андрюша… За последнюю неделю семеро наших ребят в деревнях погибло. И все ночью, днем пока не решаются…

— Пока? Значит, скоро и днем будут?

— А ты как думал? Борьба только разгорается, Андрюша. А как начнем прижимать кулачье — ощерятся… Оружие у вас есть у кого?

— Да так, кое у кого из фронтовиков.

— Доставать надо потихоньку. Я помогу тебе в этом.

Они легли, укрывшись одним одеялом. Черная тихая ночь плыла над деревней. Иногда прилетал откуда-то слабый-слабый ветерок. Тогда жесткие листья конопляника несмело и сонно шуршали, нагоняя дрему на самих себя.

Семенов закрыл глаза, с удовольствием вдыхая густой, чуть горьковатый запах конопли, который, как дурман, заволакивал сознание, бросал тело в какую-то пустоту. Но неожиданно уловил, что пахнет еще чем-то. Потом различил, что сквозь плотный маслянистый конопляный застой пробивается холодноватый запах мяты, и сказал об этом Андрею.

— А речка тут рядом. За изгородиной.

— Ага, — сказал Семенов, совсем засыпая. Но, подумав, что Андрей обидится, если он уснет так скоро, промолвил через силу: — Ну как ты после того, как тебя… После госпиталя сразу домой или снова на фронт?

— На фронте не был больше. А по госпиталям снова всласть поскитался.

Усмехнувшись, Андрей прибавил:

— По многим городам проехал. Все думал: не найду ли ту страну, о которой рассказывал ты когда то…

— Какую страну?

— Забыл, что ли? Там нет богачей мироедов. Там все пашут и сеют сообща… А я вот помню все время твой рассказ.

Семенов приподнялся и сел. Спать ему уже не хотелось.

— И не нашел? — спросил он негромко.

— Нет. На фронте спросить тебя хотел — где же эта страна. Да не успел… — Андрей тоже приподнялся. — Знал, что это — сказка. А вот верил, искал…

— Это не сказка, — помедлив, ответил Семенов. — Это уже быль. За такую страну вот и деремся сейчас, кровь проливаем, головы кладем. — Семенов потер кисти своих рук, добавил: — За нее и на каторгу шли, Андрюша.

Веселов смотрел на Семенова молча. Только что взошедшая луна отражалась у него в глазах двумя маленькими звездочками.

Потом Андрей лег и также молча стал смотреть в небо, подложив руки под голову. Молчал и Семенов.

Через несколько минут Андрей сказал одно только слово:

— Так…

Семенов понял состояние Андрея, тот смысл, который он вкладывал в это слово, проговорил:

— И долго еще драться будем. Жестоко. Но победим.

Еще немного помолчав, Андрей глубоко и шумно вздохнул и, точно оставив там, за этим вздохом, свои сомнения, неуверенность, спросил:

— Выходит, не случайно ты у нас снова оказался?

— Не случайно. Нас, бывших ссыльных и каторжан, партия направила для революционной работы сюда, в Сибирь, так как мы лучше знаем здешние условия. Я теперь частенько буду к вам наведываться.