Анатолий Иванов - Повитель

— Что-то не то говоришь, — несмело промолвила Анисья. — Будто уж до зерна…

— Ну, загавкала… Молчи в тряпочку! — повысил голос Бородин. — В одно ухо влетело, в другое вылетело, поняла?

Анисья умолкла, а Григорий долго еще дергал небритой щекой. Если бы кто посмотрел на Бородина в ту минуту, то подумал бы, что он собирается зло рассмеяться, но никак не может осмелиться.

Зимой без особых споров Григория переизбрали председателем.

При появлении отца Петька забивался куда-нибудь в угол, сидел там, боясь пошевелиться, терпеливо ждал, когда он уйдет. Но чаще всего Григорий громко кричал:

— Ну-ка, поди сюда, Петруха!

Петька тогда вздрагивал, подходил к отцу.

Как-то Григорий спросил:

— Ты почему на отца не смотришь? Еще поучить, что ли? У меня живо поспеет. Ты понял?

— Понял, — промолвил Петька, не поднимая головы. Однако заставить сына смотреть ему в глаза так и не мог. Это приводило его в бешенство. Однажды он закричал:

— Ах ты змееныш! Весь в мать. Ну, погоди, погоди! Я ведь задушу тебя когда-нибудь!

— Ну и души, — спокойно, равнодушно отозвался Петька.

Сдвинув брови, Григорий долго смотрел на Петьку, но ничего не сказал.

С того дня не заставлял больше сына смотреть ему в глаза, не заводил даже об этом разговора. Может быть, потому, что понял: через край хватил, невозможного добивается.

Анисья вначале пыталась вступиться за сына. Но Григорий в первый же раз грубо отбросил ее в сторону. Однако Анисья снова кинулась между мужем и сыном. Тогда Григорий, на глазах у Петьки, в кровь избил и ее.

После этого Анисья почти каждый вечер плакала, пряча глаза от мужа и сына.

Петька сделался еще более замкнутым, почти никуда, кроме школы, не ходил. Он учился теперь в четвертом классе. Время от времени к нему прибегал Витька Туманов, приносил с собой запахи мерзлой лесной хвои.

— Понимаешь, вчера ходил на лыжах в Гнилое болото петли на зайцев ставить, — быстро говорил Витька и часто моргал глазами. — Через пару дней проверять собираюсь. Ты как — может, пойдешь со мной?

— Я бы пошел… — ответил Петька. — Вот отец…

— Да ему что — жалко?

— А кто его знает?.. Только обязательно бить будет. — Петька повернулся к товарищу и спросил почему-то шепотом: — Тебя отец-то бьет?

— Зачем ему меня бить? — удивился Витька.

— Ну, я вот разве знаю зачем.

— Поленька, знаешь, тоже со мной просилась, — сообщил Витька. — Да я не возьму.

— Почему?

— Вот еще!.. Зачем она мне? Мешать только будет.

Потом Витька посмотрел по сторонам, вплотную приблизил свою голову к Петькиной:

— А ты, знаешь, ушел бы из дому, раз такое дело, а? У нас бы пожил пока.

Петька минуты три молчал, соображая что-то.

— Я бы ушел, — сказал он наконец. — Только маму жалко. — И еще через некоторое время добавил: — Он ведь и ее теперь бьет…

— Кого, мать?! Это как же?!

Петька молчал.

— Так вы бы вместе с ней ушли!

— Нельзя нам, — вздохнул Петька.

— Почему?

— Боится она. Раз я слышал, как он сказал ей: «Смотри, задумаешь уйти — найду, башку оторву. Ничего, говорит, меня не остановит». Вот она и боится.

— А может, все-таки пойдешь со мной? — неуверенно проговорил Витька. — Вот увидишь, принесем штук пять зайцев. Их развелась сейчас кругом — тыщи…

Петька несколько минут колебался.

— Нет, — сказал он наконец. И, опять вздохнув, прибавил: — Он меня и не побьет, может, накричит только. А мамка опять плакать будет. Мне ее жалко. Ты понимаешь? Думаешь, за себя боюсь?

— Понимаю, — сказал Витька и тоже вздохнул.

Утрами Григорий обычно приходил в контору, хмурясь, подписывал накладные, распоряжения и прочие документы. Потом отдавал кое-какие распоряжения по хозяйству — и направлялся домой.

По улицам шел не торопясь, как ходил по ним много лет назад, во времена коммуны. Шел, так же заложив руки в карманы, так же поглядывая по сторонам прищуренными глазами.

Ненадолго хватило «обновленного» Григория. Активности, которую он проявлял в прошлом году, как не бывало.

Однажды, прежде чем отправиться домой, послал жену Федота Артюхина, которая работала уборщицей в конторе, за Евдокией Веселовой.

— Прибаливает она, Евдокия-то, — грустно сказала Артюхина. — Гошка Тушков сколь годов подряд заставлял ведрами воду на огород таскать. Сам потаскал бы, жирный боров. Угробил бабу, однако… Ты хоть дай ей вздохнуть, Григорий, определяй на работы, где полегче.

Григорий хотел было резко прикрикнуть на Артюхину, уже повернулся к ней всем телом, но подумал и сказал мягко: