Уильям Бойд - Нутро любого человека

Берну за шестьдесят, это сардонический, уставший от жизни человек. Острый ум, хорошо информирован. Он высок и с достоинством носит свой избыточный вес. Я спросил у него, знает ли он, что его имя совпадает с именем человека, ставшего прообразом „Крэнли“ в романах Джойса — Дж. Ф. Берна. Мне это известно, ответил Берн, и что с того? Совпадение не столь уж и замечательное. Это верно, ответил я, но лишь до определенной степени — мой лондонский портной, к примеру, тоже носит фамилию Берн. Однако еще и два одинаковых имени — вот это действительно совпадение. На Берна сказанное впечатления не произвело: возьмите себя, сказал он, у вас редкая фамилия, однако такую же носил человек, сопровождавший Босуэлла в его Большом путешествии. Это внушает вам мысль, что вы отличаетесь от других? Что вы чем-то лучше их? Однако есть еще один поворот, ответил я, — я знаком с Джойсом, читал его книги, читал воспоминания Дж. Ф. Берна о нем, а теперь вы становитесь моим психиатром. Вы не думаете, что тут уже некоторый перебор по части удачных совпадений? Я не думаю, что углубляясь в эту тему, мы чего-либо достигнем, сказал Берн. Расскажите мне лучше о девушке: фигура у нее аппетитная?

Еще при первом знакомстве с Берном я спросил о его профессиональных предпочтениях: к какой школе он принадлежит — фрейдистской, юнговской, рейхианской, еще к какой-то? Ни то, ни другое, ни третье, ответил он, в основном я придерживаюсь старомодной традиции „СиД“. „СиД“? Секс и деньги. Он пояснил: по его опыту, если вы не страдаете клиническим заболеванием — вроде шизофрении или маниакально-депрессивного психоза, — то в 99 процентах случаев невроз порождается либо сексом, либо деньгами, либо ими обоими. Если удается докопаться до истоков проблем с сексом или деньгами, сеансы анализа могут оказаться весьма продуктивными. И он улыбнулся своей бледной улыбкой: познай себя, что-то в этом роде. Итак. К какой категории относитесь вы, спросил он? Думаю, к сексуальной, ответил я.

Мы с Джанет ни с того, ни с сего возобновили наш роман. Зачем, хотелось бы знать? Возможно, дело в том, что я немного скучаю по Глории, по нашему с ней веселью. Я на днях подвозил Джанет из Уиндроуза (мы ездили повидаться с Тейтом), она пригласила меня выпить, а там одно за другое… Так или иначе, наше соучастие в преступлении мы отпраздновали. Деньги, потраченные нами на коллекцию Альберти, мы намереваемся утроить. Как все просто.

Встречался в „Плаза“ с Чарли Земчи [клиент]. День стоял теплый, и вонь от конской мочи и навоза пони, которые возят двуколки по Центральному парку, казалась плотной, как войлок. Из-за этих ароматов я сюда летом никогда не заглядываю, а тут решил, что уж в октябре-то буду в безопасности. Любопытный урок истории: если дюжина лошадок способна создавать такую вонищу, представляете, какой едкий смрад должен был стоять в городе девятнадцатого столетия? Я уж не говорю о тысячах тонн лошадиного навоза, каждодневно вываливаемых на улицы. Огибая парк, я чувствовал, что съеденное недавно поступает к самому моему горлу — как бы я выжил в Лондоне Диккенса?

Чарли, как и всегда, очаровательно мрачен: он ненавидит Нью-Йорк, ненавидит свой новый дом. „Хватит с меня подрядчиков, архитекторов. Это не жизнь. Жить надо в отеле, — я выставляю все мои дома на продажу. Ты живешь в отеле и это уже не твоя проблема, а чья-то еще“. Теория Чарли состоит в том, что, сведя к минимуму суету и склоки, начинаешь сильнее ценить жизнь. Я спросил, как он может покидать Нью-Йорк ради Майами? „Плохой день там лучше, чем хороший здесь“. Тем не менее, мой маленький Боннар его интересует. Он умещается в плоский чемоданчик, сказал я, будете возить его с собой из отеля в отель.

Уик-энд в доме Гинзбург в Саутхэмптоне. Там был Тодд Хьюбер со своей сестрой Мартой, тоже художницей — рыженькой, со странно наклонными глазами. Пишет резкие, полосатые абстракции на манер Барнетта Ньюмена. Тодду страсть как хочется, чтобы „Липинг и сын“ занялась ею. „Морис очень заинтересовался“, — подстрекательски сообщил он.

Гейл проводит все вечера, пока не приходит время ложиться, „отыскивая Спутник“. Я, основательно насосавшись, присоединился к ней на лужайке, ночь была прекрасная: стоял, вглядываясь с Гейл в звезды, выискивая движущуюся точку света. В голове было пусто, она вдруг закружилась, и я потерял равновесие. Гейл помогла мне подняться. „Почему ты упал, глупый папа? — спросила она и добавила: — Глупый Логан“. Я порадовался тому, что она не может видеть слезы на моих глазах.