Уильям Бойд - Нутро любого человека

Корнелия-стрит. Уоллас телеграфировал, что нашел в США издателя для „Виллы“ — „Бакнелл, Данн и Вейсс“. Настаивает, чтобы я сам позвонил мистеру Вейссу, никак не меньше, тот страшно обрадовался, узнав, что его автор в настоящее время проживает в Нью-Йорке. Аванс всего в 250 долларов, однако нищим выбирать не приходится.

Купил Хьюбера за 100 долларов, а затем снова купил, уже для себя, за 300 (наша обычная наценка в 200 процентов — по крайности, „Липинг и сын“ получили, наконец-то, прибыль от продажи произведения современного искусства). „Земной ландшафт № 3“, так это называется. Продолговатая картина — густые полосы коричневой и черной краски, кое-где отскобленной и содранной, кое-где выровненной и покрытой подобием патины. В одном из угловых схождений мазков помещен грубый ромбоид грязновато-кремового цвета. Возможно, все дело в том, что он немец (его настоящее имя Табберт Хьюбер), но в картине Тодда ощущаются подлинные весомость и значительность. В ней присутствует композиция. Она полностью абстрактна, однако название ее подталкивает к своего рода метафорической интерпретации. По-настоящему впечатляют только Хьюбер и голландец по фамилии де Кунинг. Оба умеют рисовать . А это помогает.

Первый по-настоящему холодный день. Снег налетает зарядами, обметая наледи. Холод обжигает, — пока я шел к подземке, у меня онемели щеки. Морис вчера вообще не появился, а когда я позвонил ему, сообщил, что работает дома. Я сказал, спасибо что поставили меня в известность, а он ответил, что это его галерея и он может сам решать, где ему удобнее работать, вам тоже большое спасибо. Полагаю, Бену пора вмешаться, положение складывается решительно неприятное. Я не могу уволить Мориса или устроить ему выволочку, — хотя, по-моему, совершенно ясно дал понять, что о нем думаю. С переездом в Нью-Йорк Морис изменился — быть может, просто потому, что избавился от присутствия отца — приемного отца. При наших встречах в Париже он производил очень приятное впечатление — немного ленивый и нерадивый, конечно, однако ничего похожего на него теперешнего. Со мной он холоден, надменен и самодоволен. И при том совсем не работает. Бог весть, чем он занимается — скорее всего, тем же, что и каждый из нас: пьянством, сексом, наркотиками, — но я, по крайней мере, каждое утро, с понедельника по пятницу, являюсь в галерею. Человека неосмотрительного подстерегает в этом городе некая опасная порча; нужно все время оставаться настороже.

Завтрак с Тедом Вейссом. Он хочет издать „Виллу“ еще до конца года. Они закупили в Англии чистые листы, так что осталось лишь переплести книгу и сделать новую обложку. Вейсс щуплый, практичный, очкастый интеллектуал — очень сухой. „Мы собираемся подать ее как „экзистенциальный“ роман, — сказал он. — Что вы об этом думаете?“. „А оно не будет отдавать вчерашним днем?“ — спросил я. „Нет. Тут это самая свежая новость“, — ответил он.

Прошлой ночью опять спал с Джанет. Этот уик-энд мне пришлось провести в одиночестве — к Аланне приехала сестра с детьми. И я пошел на вечеринку в „де Нэйджи“, а там оказалась Джанет (и прочая обычная публика). В конце вечера, когда люди уже начали расходиться, Джанет сказала: „Можно я пойду к тебе?“. И я ответил, да, пожалуйста. Почему ты так рискуешь, Маунтстюарт? Да нет тут никакого риска. Аланна — моя подруга, точно так же, как и Джанет: клятву верности я ни одной из них не приносил. И все же, посмотри на себя, ты же оправдываешься. Все это пустозвонство — ты чувствуешь себя виноватым в том, что спишь с Джанет. Мне 45 лет, я одинокий мужчина — и вовсе не обязан скрывать от кого бы то ни было мою любовную или половую жизнь. Так почему бы тебе не рассказать обо всем Аланне, заодно и выяснишь, насколько у нее широкие взгляды? Нет-нет, это не кризис.

Устроил в галерее небольшой прием, чтобы отпраздновать выход моей книги. „БДиВ“ пригласило на него нескольких писателей и критиков. Я зазвал Гринберга и Фрэнка О’Хара [166] Фрэнк О'Хара (1926–1966), поэт, в то время работал в Музее современного искусства. плюс кое-кого из литературных знакомых — в противовес миру искусства. Глядя на мои книги, стопками сложенные на центральном столе, я испытывал странную гордость. У здешней „Виллы“ очень простая обложка: набранные рубленной гарнитурой темно-синие строчные буквы на неровном овсяного цвета фоне — чем-то очень похоже на „Бахаус“. Фрэнку понравилось заглавие. „„Вилла у озера“. Хорошо, — сказал он. — Очень просто, но звонко, тут есть резонанс. Так могла бы называться картина Клее“. Вообще-то, я в этом не уверен, однако выдать такую ассоциацию — с его стороны мило. С Фрэнком был друг, тоже писатель, Герман Келлер, который выглядит, как тяжелоатлет (широкие плечи, толстая шея, короткая стрижка), хотя на деле он преподает литературу в Принстоне. Я решил, что Келлер — один из „голубых“ друзей Фрэнка, но кто-то сказал мне, что это не так. По-видимому, Фрэнк любит обхаживать гетеросексуальных мужчин.