Эрик Сигал - Однокурсники

Однако этого парня буквально преследовало единственное желание — вывести меня из равновесия. И если я не находился при исполнении одного из многочисленных заданий, которые давались сверх нормы, или не нес дежурство, стоя на вахте, он обычно грубо врывался к нам в каюту и всякий раз отнимал у меня книгу, что бы я ни читал в тот момент, обзывая ее «фуфлом».

Как-то раз я подумал, что надо бы его как-нибудь проучить.

Однажды за ужином в кают-компании я вскользь упомянул, что хочу пораньше вернуться к себе и почитать, после чего поспешил в свою каюту и расположился там с… Библией. И конечно — кто бы сомневался? — через пару минут он влетел туда и, даже не посмотрев, что за книгу я читаю, вырвал ее у меня из рук со словами: «Матрос, кончай засерать себе мозги!»

Тут-то я ему и сообщил в присутствии еще двух парней, что все это время я обогащал свою душу Священным Писанием.

Единственное, что он смог сказать, это «О!», после чего вернул книгу на мою койку и вышел прочь.

Эту битву я выиграл, будьте уверены. Но войну, к сожалению, проиграл.

После того случая этот малый стал ездить на мне вообще круглыми сутками. В какой-то момент я пришел в такое отчаяние, что уже хотел было свалить в самоволку. Но, увы, мы тогда находились в тысяче миль от ближайшего берега. Все же некоторые преимущества у армейской службы на суше имеются — как ни крути.

Если это и есть настоящая жизнь, то я уже сыт ею по горло. И если после службы на флоте я еще останусь в живых, то ноги моей на палубе больше не будет.

Как-то раз, убедившись, что мой «приятель» находится в другой части корабля, я отправился повидаться с помощником капитана, чтобы просить о переводе на другое место службы. Я не стал говорить об истинной причине такой просьбы, просто сказал, что, на мой взгляд, у меня есть другие таланты, которые могли бы лучше послужить военно-морскому флоту.

«Какие?» — спросил он.

«В самом деле, какие?» — подумал я про себя.

И ляпнул первое, что пришло в голову, а именно будто у меня сильная тяга к писательству. И похоже, это произвело на него впечатление. Поэтому, к огромной досаде боцмана, которому так и не удалось заставить меня выпрыгнуть в море, я был переведен в нашу информационную службу.

Здесь я являюсь чем-то вроде редактора и журналиста и пишу для различных ведомственных газет военно-морского флота, а также отсылаю наиболее интересные статьи в Вашингтон для более широкого распространения.

Оказалось, это вполне симпатичная работа. Если не считать того случая, когда одно мое сообщение для телеграфного агентства было подвергнуто цензуре со стороны капитана. Я-то решил, будто это хорошая история. В ней было все — волнение, переживание, удивление и прочее, включая даже забавные моменты. Но начальству почему-то так не показалось.

На прошлой неделе, когда темной ночью мы входили в Средиземное море, стоял густой туман. (Драматическое начало, не правда ли?) И в этом мраке, полном опасностей, мы столкнулись с другим кораблем. Никто не пострадал, руки-ноги у всех остались целы, хотя в ближайшем порту захода все-таки пришлось провести кое-какие ремонтные работы.

Самое очаровательное во всей этой истории было то, что мы, оказывается, столкнулись с собственным эсминцем. Я подумал, что этот рассказ будет представлять некоторый интерес для читателей.

Но капитан был другого мнения. Он стал яростно доказывать, что с американскими кораблями такого никогда не случается.

Полагая, что задача любого журналиста — это говорить людям правду, я напомнил ему, что с нами только что именно такое и случилось.

После чего он совершенно взбеленился и обрушил на меня весь свой запас разнообразных синонимов, означающих недостаток или полное отсутствие интеллекта. Основная мысль, которую он хотел донести, заключалась в следующем: возможно, в Военно-морском флоте Соединенных Штатов и случаются отдельные ошибки, но не хрен сообщать об этом в прессу.

На гражданку я выйду через один год, три месяца и одиннадцать дней. Если повезет, то с честью.

В любом случае до этого еще ой как далеко.

Сара окончила курсы лучше всех в группе.

Вообще-то пока она получала свое предыдущее образование, никому бы и в голову не пришло, что она превзойдет всех своих подруг, выпускниц Рэдклиффа, в мастерстве стенографии и машинописи. И тем не менее в конце первого лета она уже могла, восхищая всех, писать под диктовку 110 слов в минуту и, удивляя всех, печатать 75.