Эрик Сигал - Однокурсники

Заезд гостей начался в воскресенье, 5 июня. Предварительный заказ мест уже показал, что на встречу приедут более шестисот членов выпуска со всех концов Соединенных Штатов, и даже из Европы и из Азии. Регистрация проходила в здании столовой «Фрешмен Юнион», где двадцать девять лет тому назад они все вместе пустились в далекое плавание.

Но кто эти незнакомые люди — с лысинами, в очках, грузные и робкие? На каком основании они захватили этот зал, который зарезервирован для лихих возмутителей спокойствия из выпуска 1958-го? И только по нагрудным карточкам на лацканах пиджаков можно было понять, кто есть кто.

Парадокс, но перспектива вновь после стольких лет оказаться в Гарварде пугала многих из этих людей больше, чем когда они впервые приехали сюда студентами. Ведь теперь в их личном багаже не хватало одной заметной детали — безграничной веры в собственные способности.

Теперь это уже не те астронавты, которые шагали к стартовой площадке, полные надежд, готовые лететь на Луну и еще дальше. Многие из них превратились в усталых путников, чьи горизонты заканчиваются у служебной автостоянки.

И при всех своих отличных достижениях, победоносных статьях на страницах издания «Кто есть кто», им ли не знать, как больно, когда безвозвратно теряешь то, что было для них когда-то бесценным даром, — свою молодость.

Выпускники 1958 года вернулись домой взрослыми людьми. Большие надежды, которые некогда жили в их душах, сменились призраками прежних амбиций.

Слово «компромисс» являлось для всех секретным. Никто в открытую не произносил этого слова, но каждый сполна ощутил его на себе. И все же видеть, как все они повзрослели, в каком-то смысле приносило утешение. Они выстояли, пройдя сквозь бури суровой реальности, и укрылись сегодня здесь — в том самом месте, где, как они думали раньше, никакой дождь им нипочем.

Все разглядывали друг друга. Некоторые стеснялись подходить к старым знакомым, которых, как им казалось, они узнавали, но не могли прочитать имен на нагрудных карточках, ибо они стояли далеко, а зрение уже было не таким острым.

И все же теперь они смотрели друг на друга совсем не так, как прежде, когда стояли в очереди за первым ужином в своей начавшейся студенческой жизни. Тогда они были соперниками. Самостоятельными людьми, верящими только в себя. Воздух в «Юнионе» в то время дышал ощущением их всеведения и непогрешимости.

Но сегодня они относились друг к другу с каким-то неведомым прежде чувством симпатии. Здесь нет никаких начальников и подчиненных. Они впервые встретились просто как люди, которых что-то объединяет. И они здесь не для того, чтобы благоговеть друг перед другом. Однокурсники собрались, чтобы пообщаться.

Чуть позже они смогут позволить себе посмеяться. И вспомнить футбольные матчи и студенческие проказы. И вообще старые добрые времена, когда Айк сидел в Белом доме и все в этом мире было правильно.

Встреча выпускников началась.

Официально неделя, посвященная традиционному сбору, началась на другое утро с благодарственной и поминальной службы в девять тридцать. Принимая во внимание то, как мало народу пришло на службу по случаю окончания университета в 1958 году, было удивительно видеть, сколько людей присутствовало в Мемориальной церкви в этот теплый день 6 июня 1983 года.

Все они уже успели изучить красную книгу внушительных размеров, славное собрание их общих достижений. Но именно статьи, посвященные тем, кто уже скончался, владели умами всех остальных. Высокий чин не спасает от несчастного случая на дороге. Гарвардская степень не отпугивает раковую опухоль.

Наверное, все понимали, что именно по этой причине они пришли сюда. Чтобы снова побыть вместе со своими однокурсниками в середине жизненного пути. И хотя служба эта проводилась в память усопших, они, собравшись на нее, тем самым признавали, что тоже смертны.

Церковь заполнили только выпускники этого курса, члены их семей и родные умерших. Службу проводили их же сокурсники.

В какой-то момент преподобный Лайл Гутту, выпуск 1958 года, произнес несколько коротких суждений.

Он подчеркнул, что всем присущ страх смерти. Но то, что кроется под этим страхом, можно назвать ужасом перед собственной маловажностью. Каждый боится, вдруг его не будут помнить.