Эрик Сигал - Однокурсники

Мистер Гилберт улыбнулся. Вот это да, подумал он. Джейсон был прав. Израиль делает все, чтобы защитить своих граждан. Должно быть, этим утром он испытал чувство гордости.

Затем в прямом эфире на вопросы отвечал Хаим Херцог, представитель Израиля в ООН. Он дал более широкое толкование действий, предпринятых его страной.

«Мы сделали этот выбор, чтобы противостоять терроризму и шантажу, а не капитулировать перед этими силами. Они — общие враги всех цивилизованных стран. Для этих людей не существует никаких норм человеческой морали. Мы гордимся не только тем, что спасли жизнь более чем сотне невинных людей — мужчин, женщин и детей, но и тем, что нашими действиями упрочено право человека на свободу».

— Правильно, правильно, — прошептал Джейсон Гилберт-старший и пошел бриться.

Около одиннадцати часов стали прибывать его друзья. В двенадцать тридцать, когда он выкладывал первые гамбургеры на решетку большого рашпера, стоявшего на лужайке, домоправительница Дженни крикнула, что ему звонят по междугородней связи.

Проклятье, подумал он. Неужели даже Четвертого июля от подчиненных нет покоя?

Он снял трубку на кухне, среди стука тарелок и звона стаканов, намереваясь быстренько разделаться со своим служащим, который беспокоит его в праздничный день.

Но, едва услышав голос Евы, он все понял. Пару минут он молча слушал, затем обещал перезвонить позже, ближе к вечеру, и повесил трубку.

Всех поразила смертельная бледность его лица.

— В чем дело, дорогой? — спросила его жена.

Он отвел ее в сторону и что-то шепнул. От потрясения она даже не сразу заплакала. Потом он сделал глубокий вдох, решив не терять самообладания, пока не сообщит о том, что произошло. Он попросил всеобщего внимания.

— Полагаю, вы все уже слышали о спасательной операции израильтян в Энтеббе.

На лицах гостей отразилось восхищение.

— Эти люди совершили то, что ни одна страна в мире даже не пыталась сделать. И совершили они это потому, что оказались в одиночестве. Это делает людей очень храбрыми. И я особенно горд… — продолжал он с огромным трудом, — тем, что Джейсон был одним из этих солдат…

Его друзья стали перешептываться.

— … и пал смертью храбрых.

5 июля 1976 года

Здесь, в Мэне, мы получаем «Нью-Йорк таймс» надень позже, поэтому я только сегодня узнал эту ужасную весть. Вчера по телевизору показали несколько сюжетов о том, как израильские заложники прилетели в Тель-Авив и как бурно их встречали в аэропорту. Никто из спецназовцев, выполнявших эту фантастическую спасательную операцию, в кадр не попал — очевидно, это связано с тем, что они служат в совершенно секретном подразделении и их нельзя фотографировать.

Поскольку июль я провожу со своими детьми, по договоренности с их матерью, то был очень занят планированием запуска фейерверка и прочими отцовскими хлопотами. Кроме того, вся эта история казалась настолько неправдоподобной, что я и представить себе не мог, будто кто-то из моих Знакомых имеет к ней хоть какое-то отношение.

И конечно, мне и в голову не могло прийти, что одним из двоих погибших военных был мой друг Джейсон Гилберт. Он, очевидно, не был настолько знаменит, чтобы его имя упоминалось в новостях. Но когда израильские вооруженные силы обнародовали его фотографию, она была напечатана в «Таймс» за 5 июля. Тогда и позвонил мне Дики Ньюол из Нью-Йорка, зная о том, что я еще не видел эту газету.

Сначала я не поверил. Нет, только не Джейсон, подумал я. С ним ничего не могло случиться. У него же все так хорошо складывалось, этого просто не может быть.

Мне понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя, — я не мог общаться с детьми в таком состоянии. Поэтому я сказал им, чтобы они ехали обедать в деревню, а сам сел в лодку и стал грести на середину озера.

Отплыв как можно дальше от берега, я, сложив весла, отдался на волю волн. Я пытался заглянуть в лицо правде, которую только что узнал.

Тяжелее всего было сознавать, какая это чудовищная несправедливость. Ведь если есть Всевышний, перед которым надо оправдывать свое пребывание на этой земле, то Джейсон заслужил это право на жизнь больше, чем кто-либо, кого я знал.

Мне хотелось плакать, но слезы не шли. И я просто сидел в лодке, силясь понять, как такое могло случиться, и все думал, каких действий ждал бы от меня Джейсон.

Когда я наконец приплыл обратно, то позвонил его родителям в Лонг-Айленд. Домоправительница сказала, что они накануне ночью улетели в Израиль. На похороны. Тогда я подумал, может, мне тоже стоит полететь. Но когда спросил об этом, она сообщила, что похороны назначены на сегодня. Оказывается, по еврейской традиции хоронить нужно очень быстро. Значит, пока я тут впустую болтал по телефону, его, наверное, уже опускали в землю. Я поблагодарил даму и повесил трубку.