Эрик Сигал - Однокурсники

Леон остановился так же внезапно, как и начал, охваченный ужасом из-за того, что позволил себе сказать такое.

Дэнни не мог говорить, ибо некоторые дробинки правды из всей безудержной и беспорядочной пальбы словами, открытой по нему Леоном, достигли цели.

Они так и стояли оба, свирепо глядя друг на друга, со страхом выжидая, кто из них предпримет следующий шаг.

Как ни странно, первым стал Леон Ташкенян. Он заплакал. Полез в карман за носовым платком, вытер лицо и затем тихо произнес:

— Извините, мистер Росси. Я наговорил много лишнего.

Дэнни не знал, что на это сказать.

— Хватит дуться, — упрашивал Эдгар, — он же сказал, что извиняется.

— Я совсем не то хотел сказать, честное слово, — добавил Ташкенян кротко.

Дэнни решил, что единственный способ сохранить лицо — проявить великодушие.

— Ладно, Леон, забудьте, нам надо думать о спектакле.

Эдгар Уолдорф воспарил подобно фениксу со своего дивана отчаяния.

— Господи, как я люблю вас обоих. Какие же вы прекрасные люди.

Каким-то чудом оба прекрасных человека уклонились от его страстных объятий. Затем он взял у Леона листы с главными партиями и вручил их Дэнни.

— Вот, вышибай у них слезу с присущей тебе классической виртуозностью.

— Что?

— Ты будешь играть эти мелодии перед труппой завтра утром.

Что за новое унижение? Неужели ему придется «вышибать слезу» музыкальным навозом Леона, пока этот дешевый писака будет смотреть со стороны и злорадствовать?

— Почему я должен это играть?

— Потому что все будут думать, будто это сочинил ты, Дэн.

— И никто не знает о Леоне?

Эдгар многозначительно покачал головой.

— И никогда не узнает.

Дэнни утратил дар речи. Он обернулся к юноше, у которого глаза еще были красными от слез, и спросил:

— Вы и правда не хотите никакого признания?

Леон смущенно улыбнулся.

— Это часть бизнеса, мистер Росси. Я уверен, вы бы так же поступили на моем месте.

— Они напевают! Слышишь меня, Дэнни? Они действительно напевают!

Эдгар Уолдорф звонил из кабинета директора театра «Шуберт». Это было во время первого антракта в спектакле, когда он впервые пошел в свежей редакции, где исполнялись новые номера, написанные Леоном. Они даже добавили репризу «Всех звезд на небе не хватает», которую Теора Гамильтон теперь пела перед самым занавесом в финале (сэр Джон Чалкотт, грозивший отказаться от постановки, если не произведут эту замену, в данный момент летел обратно в Лондон).

Дэнни так и не пошел в театр — не смог заставить себя пойти туда из страха… непонятно чего. Убедиться, что новые песни провалились? Или, еще того хуже — услышать, какой они имеют успех?

— И вот еще что, Дэнни, — продолжал восторгаться Эдгар, — я чую удачу. Это сногсшибательная вещь! Доверься Эдгару Уолдорфу — все призы будут наши!

Около полуночи он услышал, как кто-то легонько и очень нежно постучался к нему в номер.

Это оказалась знаменитая — а ранее холодная и недоступная — исполнительница главной роли. Мисс Теора Гамильтон принесла с собой бутылку газировки, известной в среде шоу-бизнеса как шампанское.

— Мистер Росси, — проворковала она, — я пришла поднять тост за ваш гений. Новая баллада, которую вы написали для меня, — это просто классика. Я видела: когда опускался занавес, в глазах людей стояли слезы.

Дэнни никогда не придавал особого значения мнению этой женщины, но всегда проявлял некоторый интерес к ее выдающейся груди. И он с удовольствием увидел, что она не забыла захватить с собой эту часть тела.

— Ну так мне можно войти или нам придется пить в коридоре?

— Мадам, — сказал Дэнни с учтивым поклоном, — je vous en prie [60] Прошу вас (фр.). .

И вот легендарная Теора вплыла к нему в номер. Вначале шампанское, затем ее грудь, а потом и сердце, страстно трепетавшее где-то там под ней, — все в эту ночь принадлежало ему.

Да, музыка чарует людей. Даже если ее написал Леон Ташкенян.

Когда настал день премьерного показа спектакля в Нью-Йорке, Дэнни поручил своему шоферу привезти Марию из Филадельфии прямо в театр. Она отправилась в зал смотреть представление, тогда как Дэнни с Эдгаром, нервничая, остались бродить по пустому фойе. Каждый раз, когда из зала доносился смех или аплодисменты, они обменивались взглядами и невнятными репликами вроде: «Думаешь, им нравится?»

Уже в машине, по пути на вечеринку в честь премьеры, Дэнни с тревогой спросил Марию, что она думает.

— Ну, если честно, оригинальная версия пришлась мне больше по вкусу. Но публике, похоже, все понравилось, и полагаю, это главное.