Эрик Сигал - Однокурсники

— Моя супруга немного скромничает. Она с отличием окончила классическое отделение Гарвардского университета.

— Это замечательно.

Затем он обратился с вопросом к Теду:

— О чем вы будете рассказывать?

— Хочу озвучить несколько случайно пришедших мне в голову мыслей о влиянии Еврипида на одаренного ученика Лампроса.

— Очень хочется послушать. Когда вы выступаете? Долю секунды Тед пребывал в замешательстве. Ему не слишком хотелось, чтобы этот великий ученый выслушивал его незрелые теории и тем более их критиковал.

Сара же, напротив, не испытывала никаких сомнений.

— Завтра в пять, в здании Дуайнел-холла, — сказала она. Англичанин достал авторучку и небольшой оксфордский ежедневник, чтобы записать услышанную информацию. В это самое время появился Билл Фостер.

— Прекрасно, я вижу, два наших ученых гостя уже познакомились друг с другом, — весело произнес он.

— Три, — поправил его англичанин, подняв предостерегающим жестом указательный палец. — Эти Ламбросы оба lamproi.

После чего пожилой мэтр поднялся, взял книгу (которая оказалась изданием Фукидида под его собственной редакцией) и неспешной походкой направился в библиотеку.

Пока Билл Фостер во время ознакомительной прогулки рассказывал об университете, Тед был вынужден признаться самому себе, что здесь очень красиво. И все же ему показалось, будто башня кампанилы и архитектура зданий конца девятнадцатого века, выдержанные в испанском стиле, не очень-то вязались с его представлением о том, как должен выглядеть университет. Такое важное дело, как получение высшего образования, у Теда всегда ассоциировалось с архитектурным стилем георгианской эпохи — например, с величественными башнями «Лоуэлла» или «Элиот-хауса».

Библиотека, бесспорно, производила сильное впечатление (а также предмет ее гордости — автобусная служба, известная в народе под названием «Гутенбергский экспресс», которая на регулярной основе доставляет желающих в библиотеку Стэндфордского университета). И все эти тихие внушительные сооружения составляли живой контраст с пестрым бурлением студенческой жизни, сосредоточенной — как на Афинской агоре в античные времена — на шумном пятачке на площади Спраул-плаза, между зданиями университета и студенческого профсоюза.

После посещения увлекательного занятия по латыни вся троица с трудом втиснулась в крошечный ресторанчик здорового питания, где можно было поесть как следует.

Но одна мысль никак не давала покоя Теду.

— А что он за парень, этот Камерон Уайли? — поинтересовался он у Билла, стараясь не выказывать своей озабоченности.

— Это и зверь, и пушистый котенок в одном лице. Со студентами бывает просто душкой. Что касается преподавателей, им он спуску не дает. На прошлой неделе, например, когда Ганс-Питер Земсен прочитал свою лекцию, Уайли своими вопросами просто стер его в порошок.

— О боже, — пробормотал Тед.

Следующие несколько часов он провел в полуобморочном состоянии от страха. Сара заставила его прочесть перед ней всю лекцию от начала до конца. После чего она сказала ему со всей искренностью:

— Ты готов, мой чемпион, совершенно готов.

— Как Даниил, когда отправился в пещеру ко львам.

— Перечитай Библию, милый. Если помнишь, они его не съели.

Перед тем как переступить порог лекционного зала, Тед решил покориться судьбе и принять свой жребий.

В обширной аудитории вразброс сидело человек сто. Все они показались ему безликими, за исключением троих: Камерона Уайли и… двух колли. Колли?

— Ты настроился? — шепотом спросил Билл Фостер.

— Думаю, да. Но, Билл, эти… четвероногие гости? Это…

— О, для Беркли это обычное дело. — Фостер улыбнулся. — Не беспокойся. На самом деле это мои самые внимательные студенты.

После чего он поднялся на трибуну и предоставил слово сегодняшнему лектору, гостю университета.

Раздались вежливые аплодисменты.

Оставшись наедине с аудиторией, Тед начал рисовать картину, поражающую воображение.

— Представьте себе, что Софокл — в свои сорок лет уже признанный драматург, победивший к этому времени в театральном состязании самого великого Эсхила, — сидит в театре Диониса и смотрит первое произведение неизвестного молодого автора по имени Еврипид…

Отныне вся публика была в его руках. Ведь эти слова перенесли всех присутствующих в прошлое — в Афины пятого столетия до нашей эры. У слушателей создавалось впечатление, будто им сейчас рассказывают о ныне живущих драматургах. И в самом деле, Тед Ламброс говорил об авторах греческих трагедий как о своих современниках.