Грация Деледда - Свирель в лесу

Свадьбу сыграли после уборки ячменя. Стояла жара, но невеста была бледна и холодна, как ледяная статуя. Новые соседи Мадалены, недовольные ее замкнутостью и надменностью, стали злословить и осуждать ее и про­звали даже «святой ледышкой».

Как-то осенью Мауредду отправился в поле пахать. Молодая жена осталась в доме одна. Она не могла оторвать глаз от мешков с ячменем, бобами, пшеницей, ей казалось, что все это сон. Мачеха каждое утро заходила к ней после мессы и говорила:

— Не мешало бы тебе жирку набраться. Муж будет еще крепче любить. Разве у тебя нет яиц, чтобы сделать себе запеканку?

Что и говорить, у Мадалены запасов было хоть отбавляй, но, чтобы купить сластей, нужны были деньги, а где их взять? Однажды мачеха заметила, что в ларе образовалась дыра и из нее сыплется зерно.

— Послушай, золотая моя, продай-ка ты пшеницу и купи себе на эти деньги яиц и сахару. А мужу скажи, что все зерно растащили муравьи, Ум у него короткий, он всему поверит.

Мадалена так и сделала. Накупив яиц, сахару, шоколаду, она испекла печенья, сладких булочек, наготовила всяких лакомств с изюмом и сиропом.

За пшеницей настал черед ячменя.

— Скажешь мужу, что ячменем ты подала милостыню нищенствующей братии из монастыря святого Козимо и святого Франциска.

Потом они разделались с оливковым маслом, а вино разбавили водой. И сыру тоже не повезло: его съели мыши.

Наконец пришел день, когда Мадалена сказала:

— Хватит. Я уже достаточно располнела.

И действительно, ее нельзя было узнать: на загорелом лице пылал густой румянец, а глаза блестели, как две звезды на темном вечернем небе.

Кровь с новой силой забурлила в ее жилах, и она почувствовала прилив необычайной энергии. Когда муж вернулся, она сумела так ловко заговорить ему зубы, что он поглядел на нее с уважением и подумал: «Видать, она становится благоразумной и рассудительной, как ее мачеха».

Наутро, в понедельник, Мауредду снова двинулся в путь, нагруженный тяжелой сумкой с провизией. Увидев его, соседки, идущие к фонтану за водой, засмеялись и спросили:

— Что, Мауредду Пи, небось вкусных вещей тебе жена наготовила?

— Ну, вкусных. А вам-то что до этого?

— Да так просто. Ведь пока тебя нет, она себе во всем отказывает, значит, и тебе не мешало бы попоститься.

— Вся жизнь крестьянская — сплошной пост, — отрезал Мауредду и снова двинулся в путь медленным шагом смертельно уставшего человека.

Беспорядочно громоздились тяжелые косматые тучи над горами Альбо и Пиццину, все небо над долиной от Оруне до Нуоро потемнело, как в сумерки. Казалось, что и по лицу Мауредду пробегают мрачные тени.

Мауредду считал себя человеком очень хитрым и ловким и думал, что все должны его уважать, особенно после женитьбы на Мадалене. Так почему же соседи поднимают его на смех, намекая на жену? Что это значит? Говорят, она постилась? Может, они хотели сказать, что в его отсутствие она лишена мужниных ласк? Раз они злорадствуют, стало быть, Мадалена не очень-то этим огорчается?

Спустя несколько дней Мауредду нежданно-негаданно нагрянул домой. В очаге пылал огонь, и Мадалена жарила на вертеле добрый кусок жирного мяса.

— А у нас гость, — немного смутившись, сказала она, — твой дружок Джуанне Цикина. У него тяжба с братом, вот он и приехал.

— Милости просим. Хорошо, что ты принимаешь его с честью.

Вскоре в кухне появилась мачеха, озираясь и принюхиваясь, как собака, идущая по следу.

Падчерица встретила ее очень холодно и даже не предложила сесть. Мауредду полдня прождал гостя и, не дождавшись его, решил двинуться в путь. Волы все это время оставались на пастбище без присмотра, а Мауредду знал, что вор, видя беспризорную скотину, охотно берет на себя роль хозяина.

Перед уходом он спросил Мадалену:

— А как ты ладишь с соседями?

— Ну, знаешь ли, они — мне не компания, — ответила она, сделав презрительную гримасу.

Муж ушел, не дерзнув больше задавать вопросы.

Однако, когда он остался один, им снова овладели сомнения и мрачные мысли: ведь именно в одиночестве дьявол подстрекает человека, как хозяин погоняет стрекалом сонных быков, чтобы заставить их идти быстрее.

Мауредду шел все дальше и дальше. Стояло чудесное декабрьское утро. Голубоватая дымка, словно вуаль, спускалась с неба, окутывая землю. Куда ни глянь, всюду торчали голые, будто полированные, камни и утесы. На каждом стебельке травы дрожали жемчужные капли росы, а желтые листья на черных дубах горели, как золотые монеты.